не такая, как леди Коттон.
Столь резкий переход от небесного к земному не удивил священника. Судя по предыдущим высказываниям миссис Поултни, она знала, что в скачке на приз благочестия на много корпусов отстает от вышеозначенной дамы. Леди Коттон, жившая в нескольких милях от Лайма, славилась своей фанатической благотворительностью. Она посещала бедных, она была председательницей миссионерского общества, она основала приют для падших женщин, правда, с таким строгим уставом, что питомицы ее Магдалинского приюта{32} при первом удобном случае вновь бросались в бездну порока – о чем, однако, миссис Поултни была осведомлена не более, чем о другом, более вульгарном прозвище Трагедии.
Священник откашлялся:
– Леди Коттон – пример для всех нас.
Это еще больше подлило масла в огонь, что, возможно, входило в его намерения.
– Мне следовало бы посещать бедных.
– Это было бы превосходно.
– Но эти посещения меня всегда так ужасно расстраивают. – (Священник невежливо промолчал.) – Я знаю, что это грешно.
– Полноте, полноте.
– Да, да. Очень грешно.
Последовала долгая пауза, в продолжение которой священник предавался мыслям о своем обеде (до коего оставался еще целый час), а миссис Поултни – о своих грехах. Затем она с необычайной для нее робостью предложила компромиссное решение своей задачи.
– Если бы вы знали какую-нибудь даму, какую-нибудь благовоспитанную особу, попавшую в бедственное положение…
– Простите, я вас не совсем понимаю.
– Я хочу взять себе компаньонку. Мне стало трудно писать. А миссис Фэрли так скверно читает… Я бы охотно предоставила кров такой особе.
– Прекрасно. Если вы этого желаете, я наведу справки.
Миссис Поултни несколько устрашилась предстоящего безумного прыжка в лоно истинного христианства.
– Она должна быть безупречна в нравственном отношении. Я обязана заботиться о своей прислуге.
– Разумеется, сударыня, разумеется.
Священник поднялся.
– И желательно, чтоб у нее не было родни. Родня подчиненных может сделаться такой тяжелой обузой…
– Не беспокойтесь, я не стану рекомендовать вам сколько-нибудь сомнительную особу.
Священник пожал ей руку и направился к двери.
– И, мистер Форсайт, она не должна быть слишком молода.
Он поклонился и вышел из комнаты. Но на полпути вниз он остановился. Он вспомнил. Он задумался. И быть может, чувство, заставившее его вернуться в гостиную, было не совсем чуждо злорадству, вызванному столь долгими часами лицемерия – или, скажем, не всегда полной искренности, – которые он провел возле облаченной в бумазейное платье миссис Поултни. Он вернулся в гостиную и остановился в дверях.
– Мне пришла в голову одна вполне подходящая особа. Ее зовут Сара Вудраф.
5
