меча.
– Где Мериптах?! – заорал он, крутясь на месте и ища взглядом сына среди многочисленных служанок.
Он не сразу понял, что этот юный кавалер у кресла жены и есть разыскиваемый мальчишка. Сначала к нему вернулся дар соображения, он опознал в юном щеголе сына, но еще довольно долгое время не мог пользоваться даром речи. Только какие-то скрипы и сипения выходили из его горла. Этим воспользовалась госпожа Аа-мес и быстрыми словами объяснила мужу, что конечно же вымыть и приодеть сына велела она.
С одной лишь только целью – помочь мужу в это переполненное заботами утро. Сам он наверняка забыл бы отдать такое приказание, и мальчику пришлось бы предстать перед таким высоким гостем в старом набедреннике и с грязными ногтями.
Князь Бакенсети сжал кулаки и сделал несколько тяжелых шагов в сторону супруги, отчего по комнате распространилось удивленное жужжание служанок. Владетель Мемфиса остановился и закрыл глаза, как бы загораживаясь от ненавистного зрелища.
– Иди за мною, Мериптах.
Мальчик бросил отчаянный взгляд в сторону матери, но она в этот момент смотрела на мужа. Спокойно и презрительно. Она не подала сыну никакого сигнала, но он все же остался на месте, подле ее кресла.
Бакенсети сделал еще несколько шагов вперед, протянул руку и сорвал с мальчика парик и следующим движением драгоценный нагрудник. Скрепляющие нити лопнули, и лазуритовые осколки полетели на пол. Но странным образом, лишившись украшений, мальчик сделался еще привлекательнее. Накладная красота лишь придавливала естественное обаяние, подсвеченное в этот момент героическим испугом. Князь не мог этого не заметить.
– Иди за мною, Мериптах! – приказал еще раз отец, и таким тоном, что не оставлял места ни для каких сомнений относительно того, следует ли это приказание выполнять.
Мериптах все же бросил еще один взгляд в сторону матушки и, если бы она дала ему отчетливый сигнал – не уходи, он бы нашел в себе мужество воспротивиться даже такому отцовскому тону. Сигнала он не получил и двинулся вслед за отцом, хрустнув подошвами по рассыпанным украшениям.
Оказавшись на отцовской половине, в обществе отца и Тнефахта, Мериптах с удивлением и каким-то даже ужасом вспоминал о том мгновении непонятного своеволия, что посетило его на половине матушки. Было ли это? Как будто перелетел из одного мира в другой. Из сказочного в настоящий. Произошло быстрое, оглушающее опоминание. Неужели это он заставил отца дважды повторить приказ?! Как стыдно, непонятно, как нехорошо! Но это ведь только оттого, что он хотел побыть рядом с матушкой, нисколько не потому, что взбунтовался против отца. Теперь он смотрел на него не только широко открытыми глазами, но и всем широко открытым для почитания и понимания сердцем. Он готов был заглаживать вину послушанием, готов был к поведению настолько беспрекословному, насколько можно вообразить.
Бакенсети тупо смотрел на сына круглыми глазами, находясь в состоянии оцепенения. Он так яростно притащил его сюда, но что с ним делать, кажется, не представлял совершенно. И был в ужасе от
