согласный с подобным пессимизмом Кролик предлагает свои услуги. Трубы надрываются, подскакивают барабаны. Некто потный, смахивающий на Крошку Енота, пятернями выколачивает пыль из бонгов.
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! – не согласен Кролик с «ламбадой».
И берет-таки верх!
Какая-то сомнительная компания сдвигает свой столик с нашим, и сморщенная женщина в глубочайшем декольте возникает перед моими очами, словно джинн.
– На рейде большом легла тишина! – раздается задушевный рев сколоченного Кроликом застольного хора.
Женщина начинает рыдать.
– Она твою порцию вылакала! – нагибается ко мне возмущенный поручик. – Напилась на дармовщинку. Неужели ты не дашь ей за это пощечину? – гневно вопрошает, раскачиваясь – вот-вот рухнет на салаты из крабов. – Ты мужчина или нет? Нет, видно, ты не настоящий мужчина, раз не можешь ударить женщину за то… за то, что она вылакала твою порцию! – благополучно доводит мысль до конца. Видно, он глубоко потрясен этим фактом.
Советские песни пользуются в среде воротил и спекулянтов не меньшей популярностью: к разрастающемуся на глазах хору присоединяются новые теноры.
– Проща-а-ай, любимый город! – сотрясается зал. Оркестрик начинает подыгрывать.
– Ухо-о-одим завтра в море!
Теперь рыдает Киже, потрясенный, что я не настоящий гаучо. А женщина, немного отдохнув на моем плече, отчаянно кокетничает:
– Вы не проводите меня в туалет? Иначе описаюсь!
И грозит поручику узловатым пальцем с ярким длинным ногтем.
Куплеты закончились. Нас ждет невероятный успех. Дирижер Кролик раскланялся с самым серьезным видом.
– Еще! – вопит уголовно-коммерческий мир.
– Нет, вы не понимаете, для чего нужны евреи! – горячится, сцепившись с кем-то, Зимовский. – Я объясню вам, мой недоверчивый слушатель. Мы – барометр любого общества. По нам можно судить обо всей общественной атмосфере. Запомните одну очень важную вещь: когда концентрация нашего брата у вершин и на вершинах власти превосходит всяческие мыслимые и немыслимые пределы – общество больно! А иногда – неизлечимо. Так повелось со времен хазарского каганата! Вот вам Германия двадцатых годов – шестьсот богатых семейств правят страной и скупают половину Берлина. Этим толстосумам принадлежало восемьдесят процентов капиталов всей нации! Что же здесь удивляться приходу Адольфа? Только поэтому нас нужно беречь и лелеять! Я же сказал – барометр! Так пользуйтесь им – меняйте страну, проводите реформы, а не устраивайте пошлейшие погромы и не сваливайте на нас всю вину отцов своих! Мы буревестники – и ничего более. Возможно, в этом и есть наша суть, которую определил нам сам Господь еще до Рождества Христова!
Девочка на коленях превратилась в одно большое ухо. Зимовский косит на воробушка глазом, пташка изображает восторг – этот девичий трюк всегда срабатывает: старый осел, кажется, попался.
А Кролик затягивает «Соловьев». О, чудо! Еще несколько человек их помнят. Джазменам ничего не остается
