вышел, не удостоив Бенкендорфа дежурной вежливости. По правде сказать, граф и без того был сыт по горло общением с ним.
Борис Георгиевич только успел обменяться с Ливневым мнением о будущих скачках и темных лошадках, как приятная беседа была смята самым грубым образом. Откуда ни возьмись, возникла фигура в черном плаще.
– Вы Ливнев?
Несчастный чиновник и Ванзаров переглянулись. Ливнев искал поддержки. Но что может второй секретарь перед слепой, непререкаемой силой?
– К вашим услугам, господин Маршалк.
– Соберите книги официальных посещений, записи о частных визитах и все сведения о последнем приеме в посольстве.
– Разумеется, как вам будет угодно. Когда подготовить?
– Сегодня. Это что?
Взгляд Маршалка, за которым проследил Борис Георгиевич, упирался в огромный чемодан. Как он мог забыть! Проклятый Кузькин так и не выполнил распоряжения. Какой позор, а еще дворецкий.
– Простите, я распоряжусь… – пролепетал дипломат.
Его порыв был остановлен решительным жестом. Маршалк взялся за ручку и… сам поднял невероятный груз! Борис Георгиевич отказался в это поверить, если бы не видел этого. Маршалк понес чемодан по лестнице как обычную поклажу. И донес бы до самого верха. Но металл не так прочен, как человек. Замки не выдержали, крышка чемодана распахнулась, и содержимое посыпалось на лестницу.
Маленькая тайна открылась. Чемодан был набит старинными фолиантами. Вот чем объяснялся его безумный вес. Судя по кожаным переплетам, книги были выпущены в глухое Средневековье и раньше. Так вот каково богатство убогого букиниста! Не разбираясь в раритетах, Борис Георгиевич отчего-то был уверен, что эти книги редкие, если не редчайшие.
– Откуда это… эта коллекция? – проговорил он.
Маршалк как ни в чем не бывало складывал выпавшие тома в нутро чемодана.
– Одолжил в библиотеке Ватикана.
– Одолжили?
Теперь уже и Ванзарову потребовалась дружеская поддержка. Но Ливнев смотрел на книги, как завороженный. Вероятно, оба чиновника думали одно и то же: одолжил или… украл?
– У них много. Пропажи не заметят.
Собрав последние книги, Маршалк подхватил чемодан и понес наверх, оставив дипломатов тонуть в догадках: шутил он или нет?
Ночь стояла над Лондоном глухая и непроглядная. Пиккадилли и Бонд-стрит сияли огнями и витринами, но поблизости, в боковых улочках тускло дрожали газовые фонари. Редкие и одинокие. Такая ночь зовет к преступлению. Такая ночь заранее покрывает любое зло, проверяя идущего на риск героя: способен ли он перешагнуть через условности человеческой морали, способен быть сильным и свободным, способен ли распоряжаться чужими жизнями? Такая ночь в самый раз для черного плаща.
Двигаясь окружным маршрутом, Маршалк не прижимался к стенам домов, не таился и не оглядывался. Плащ, который днем казался вызывающим, в темноте скрывал его словно плащ-невидимка. Случайный прохожий воткнулся в Маршалка, как в стену, и от неожиданности с головы
