не на что, но лично я все равно не хотел бы, чтобы какой-то Эрл облизывал мою жену своими слюнявыми губами.
Ган поставил котелок на огонь. Когда бобы закипели, он взял кусок соленой свинины, нарезал мясо ломтями и добавил в котелок. Пахло все это неплохо.
Ган перемешал бобы с мясом, разложил в оловянные тарелки и протянул обжигающе горячее блюдо Оуэну, а тот поскорее поставил его на землю. Потом Ган взял ковшик на длинной ручке, бросил туда размолотый кофе и залил водой из фляги.
– Приходится готовить в ковшике, – пояснил он. – Поэтому он и подгорел.
Но Оуэн не слушал. Зрачки его темных задумчивых глаз превратились в вертикальные щели, как у змеи.
– Я собираюсь купить Пилчард Майн.
Ган судорожно сглотнул. Этот человек собирается купить рудник? Ничего себе. Купить целый чертов рудник! И говорит об этом так спокойно, будто речь идет о покупке пары носок.
– Владельцы там швейцарцы, – негромко заметил Ган. Прозвучало это как-то невнятно.
– Ну и что из того? – повернулся к нему Оуэн.
Ган вдруг занервничал.
– Они почти не приезжают в Австралию, вот и все.
– Это значения не имеет. Я часто бываю в Швейцарии, – обронил Оуэн.
– А что, если они не захотят продавать?
– Продадут. – Они встретились взглядами. Глаза американца были холодными, что смотрелось странно на таком приятном лице. – Я всегда играю честно. Поначалу. Я предложу им справедливую цену. Золото уже закончилось, и они знают это. Если они умные, то продадут прииск по первому моему предложению. Но иногда подобные парни жадничают. Чуют запах крови в воде и стараются не дать мне добраться до висящего над ней куска мяса. В таких случаях я забавляюсь с ними некоторое время, а потом теряю терпение.
– И что тогда? – Ган, замерев, слушал его.
– А тогда, – сказал Оуэн, зачерпнув бобов из миски, – все это становится неинтересным и со стороны выглядит ужасно непривлекательно.
Если бы голос обладал цветом, сейчас он был бы у него черным. Да и тон его разительно отличался от обычного добродушного подшучивания. Ган помешал кофе, и над краями ковшика поднялись маслянистые пузыри, а к дыму костра присоединился запах подгоревшего кофе. Он снял его с огня, чтобы остудить.
– У каждого человека, Ган, есть слабость. У некоторых их даже несколько. А непорочность – это ангельское сияние с картин Рембрандта, которое не имеет ничего общего с реальной человеческой жизнью.
Теперь, когда еда немного остыла, Оуэн быстро расправился с ней в паузах между фразами.
– Если человек попадается сложный, я нахожу его слабость и использую ее.
Вилка в рот – и работа для челюстей.
– Иногда это азартные игры или выпивка.
Вилка в рот – и работа для челюстей.
– Иногда – женщины.
Вилка в рот – и работа для челюстей.
– А порой и маленькие мальчики.
Оуэн Файерфилд выскреб
