и скучает при дворе, вдали от вересковых пустошей, где на скале высится его Нейуорт-холл, а лучники с башен замка окидывают взглядами лесистые гряды Чевиотских гор.
После службы, когда прихожане стали расходиться, его преподобие отправил монаха, чтобы тот передал рыцарю приглашение к ужину.
Филип Майсгрейв прибыл вовремя. Он казался спокойным, хотя его преподобие и знал, что в глубине души тот недоумевает, чему обязан неожиданным вниманием епископа Йоркского.
Была пятница, постный день, и к столу подавали лишь рыбные блюда. Великолепный осетр, норвежская треска, свежий тунец и нежнейшая паровая форель – все было приготовлено мастерски и приправлено тонкими соусами. В кубках искрилось гасконское вино, густое и золотистое.
Епископ Невиль, всегда воздержанный в еде, лишь слегка прикасался к пище, в то время как его сотрапезник отдавал должное изысканному ужину, порой выжидающе поглядывая на его преподобие. Тогда епископ слегка кивал, словно подбадривая и благословляя сэра Филипа продолжать ужин.
«Какой аппетит! – невольно думал его преосвященство. – Какие зубы, какой желудок! Вот кто не страдает, подобно мне, от болей в печени и скверного пищеварения».
Вошел слуга, чтобы поправить свечи и подбросить дров в камин. Пахло воском, ладаном, корицей и лекарственными травами.
Закончив, сэр Филип омыл по придворному обычаю кончики пальцев розовой водой и, вытирая их льняным полотенцем, заметил:
– Ваш посыльный сообщил, что преподобный отец желает побеседовать со мной, вы же пока довольствовались тем, что предоставили мне возможность убедиться в превосходстве епископской кухни перед королевской.
– Да, сын мой, мне необходимо кое о чем вас попросить.
– Попросить? Разве у могущественного епископа Йоркского могут быть основания о чем-то просить бедного рыцаря с окраины королевства?
– Это некоторое преувеличение. Ваша женитьба оказалась небезвыгодной, к тому же, я слышал, вы в чести при дворе.
– Первая милость, какую оказал мне Эдуард Йорк, – отнял у меня возлюбленную.
– Но он дал вам взамен леди Меган Перси, богатую наследницу славного и могущественного рода.
На это сэр Филип ответил саркастической усмешкой.
В камине обрушились поленья, взметнулся столб искр, осветив открытое, горделивое лицо рыцаря. Епископ, прищурясь, взглянул в него.
«А ведь я, пожалуй, склонен поверить, что король ревнует к нему Элизабет и отсылает сэра Филипа от двора только по этой причине».
У рыцаря было смуглое лицо с крепким подбородком, чуть впалыми щеками и резко очерченными скулами. Длинные светло-русые волосы мягко вились от сырого вечернего воздуха и, обрамляя лицо, ниспадали на лоб и плечи. Черты лица его были соразмерны и приятны, а взгляд глубоких темно-синих глаз, казалось, проникал в самую душу. Между густыми прямыми бровями рыцаря пролегла глубокая борозда – след тревожных раздумий. Это был тот тип северного воина, в жилах которого
