оставались освещенными. Унизанной перстнями холеной рукой Джордж Невиль провел по своей душистой бороде и неспешно заговорил:
– До меня не раз доходили слухи об удивительной отваге, с какой вы, сэр рыцарь, ведете войну на границе с Шотландией, и, еще не зная вас, я проникся к вам уважением. Порасспросив, я выяснил, что в юности вы остались сиротой, но смогли в это тяжелое время отстоять свои родовые владения и честь. Теперь по милости королевы Элизабет вы стали придворным лордом, приближенным короля, а это значит, что время рыцарской доблести для вас миновало. Тот круг, где вы сейчас вращаетесь, обязывает к лести, поклонению и хитрости, и, как муха становится жертвой хитроумной паутины, так и вы невольно оказались в сети интриг коронованных особ. Увы, сын мой, такова жизнь у трона, и тот, кто не принимает этих законов, неизбежно гибнет. Подобная участь может ожидать и вас, и здесь вам не помогут ни редкостное искусство владения оружием, ни отчаянная храбрость. Вот, скажем, вы, сэр Филип, с горечью заявили, что в награду за верную службу Эдуард лишил вас дамы сердца. Королям, как известно, не перечат, в ваших же словах звучал упрек. Достаточно прознать об этом его величеству – и былому сопернику не миновать опалы. Далее. Вы, если не ошибаюсь, решили известить короля, что его тайные планы стали ведомы брату его заклятого врага. Господь всемогущий! Я верой и правдой служу Церкви и надеюсь, что на этой ниве изволением Всевышнего смогу сделать еще много доброго. Однако, если вы начнете наговаривать Эдуарду на меня, мне грозит заточение, паства моя лишится пастыря, а сам я в конце концов – головы. Впрочем, есть средство обезопасить себя… – Он повернулся к сэру Филипу. – Вам, я думаю, нравится епископский дворец, сэр? Не правда ли, если не считать Минстера и городской ратуши[44], это красивейшее здание в Йорке? Прекрасная архитектура! Святые отцы, хозяйничавшие здесь до меня, строили прекрасно, я же только кое-что усовершенствовал. Между прочим, стоит мне слегка нажать на эту пружину под распятием, и плита, на которой стоит ваше кресло, опустится и вы окажетесь в месте, о котором лучше не упоминать без нужды. Мне показалось, вы вздрогнули? – Епископ легко взмахнул рукой. – Не волнуйтесь, сын мой. Я не стану этого делать. Я просто даю вам понять, что не всегда стоит так открыто говорить о том, что думаешь. Ибо это, видит Бог, может сослужить вам худую службу.
Филип какое-то время молчал, не сводя взгляда с епископа.
– Должен ли я считать, что вы говорили как доброжелатель?
Епископ поднял глаза и перекрестился.
– Эти слова шли от души.
– В таком случае либо вы во мне нуждаетесь, либо по каким-то неясным для меня причинам вы, ваше преподобие, испытываете ко мне расположение.
Епископ опять провел рукой по бороде. По его тонким губам скользнула усмешка.
– И то и другое, сын мой, и то и другое…
Рыцарь встал и шагнул к камину. Его широкая спина почти скрыла пламя.
«Какая мощь! – невольно подумал епископ. – Хорошо иметь такого воина на своей стороне».
– Ваше преосвященство, – не оборачиваясь, сказал Филип. – Я отправляюсь во Францию, где ваш брат экипирует
Ратуша – здание, где помещался городской совет.
