то до меня дошло, что значит – « Донормил». Начал выплевывать это дерьмо, но было уже поздно. Ведь все это ради любви. И тут позвонила она. Язык заплетался, в голове туман рассеивался от её ангельского голоса, но я не поддавался. «Ладно, пока любимая». Лег на одеяльце расстеленное на полу, положился на велюровую подушку и уснул.
Утро встретил отрешенно, с новым взглядом на голубизну его неба. За разъяснениями поехал на Прибалтийскую, к Ленке. Ленке ничего рассказывать не стал. У меня на глазах и так всё было написано. Ленка просто сказала: « Ну, Живи» – бросила одеяло на пол, подушку и я лег спать. Спать я не мог. К ней пришли её друзья: Ксюша, с которой я когда- то бухал в студенчестве и случайно уединился в темной комнатке для того, чтобы она спросила меня: « Дима, зачем ты её трахнул», и её муж-художник, который потом пошел дальше и прибил гвоздем свою машенку к Красной площади. А я, так и остался лежать на полу, даже не поздоровавшись с ними.
И вот наконец-то у неё наступили Новогодние каникулы. Самолет из Мюнхена и я её встречаю. Снял номер в « России», на последние, по такому случаю. Переспали, а на утро посадил её в поезд до мамы. Сердце рвалось. Через неделю она вернулась обратно ко мне. Я проводил её на самолет до Мюнхена и она улетела. Сердце рвалось.
С таким беспроигрышным положением вещей нужно было что-то делать. Где-то, лет десять назад я научился играть в шахматы, но против себя. Играя таким образом, напрягаешь соперника своей изобретательностью и если проигрываешь, то не так обидно. Может, настало время, когда нужно поддаться искушению и обрубить ветви буйно растущего древа, на которых сижу я.
Я бросил работу и в тот же день уехал на зимовку к родителям. Незаметно для себя прихватил весь свой «дурдом» и, приехав на родину, заразил собой всю округу. Кругом всё издевалось и посмеивалось. Я блуждал среди двух миров, по холодным и горячим следам своего сумасшествия, возвращающим меня на то же самое место, откуда вышел. Тащил за собой заснеженные идеи ненаписанных мною картин и украдкой выл на луну.
Я ждал. Что-то должно случиться, но это был, всего лишь, очередной снегопад. Меня засыпало и я засыпал, примиряя себя с мыслью, что я что-то делаю не так.
Март выдался беспощадный. Бросало из стороны в сторону, но я держался. Единственной оздоровительной деятельностью, работой для души, была прогулка с псом, таким же чёкнутым, как и я. Черный пудель по кличке Чарлз, всеми называемый Чарли – имел вид взлохмаченный и небритый, по сравнению с собратьями по породе, и отличался от них дерзким нравом. Аж глаза на выкат. За глаза я его называл «Мефисто», но он не откликался. Вместе мы преодолевали многие километры однополярных бесед, – таинственных, как мужская дружба.
В апреле заработал мотор в заднице и я сорвался обратно, в Питер. Леха нашел объект. Опять захудалые штукатурные стены, ободранная краска, все трещит, все ругается матом.
