Мой самолет назывался «Ледокол». А пилотировал я его вместе с лейтенантом Геннадием Вениаминовичем Наметовым. Это мой второй пилот.
Лукин засмеялся:
– Эк ласково ты товарища величаешь! Тогда и меня называй Михаилом Федоровичем. Так что там насчет перемещения немцев? Только по дорогам, говоришь, ходят?
– Много их, товарищ генерал-лейтенант, – проговорил Тимофей.
– Эй, Прокопченко!
В блиндаж, грохоча сапогами, вломился генеральский ординарец.
– Сними с капитана парашют! – приказал Лукин.
Груз бытия сделался легче. Тимофей шагнул к столу.
– И в Испании успел повоевать, так? – Лукин изобразил на лице задорную улыбку. – На всех типах самолетов летаешь?
– Даже на метле могу, если потребуется, – отозвался Тимофей.
– По дорогам, говоришь? – генерал посмотрел на Тимофея. – Расскажи, что ещё видел? Да ты подойди к карте!
Тимофей водил грязным пальцем по карте. За ним неотступно следовал синий грифель карандаша. Начальник штаба полка капитан Томалевич отмечал направления перемещений немецких частей. Генерал смотрел на карту усталыми глазами. Где-то рядом шумно дышал Самсонов.
– Ты молодец, капитан, – проговорил наконец Лукин. – Хорошо сработал.
– Это ещё не всё.
– Что ещё?
– Я видел на болотах локальные бои. Там наши окруженцы. По мне стреляли из всего, что под руку попадет. Даже из пистолетов. Пару раз попали. Но у немцев хорошие машины. Живучие.
– Что ещё? – усталое лицо Лукина сделалось твердым.
– Селижарово не удержать, – в голове у Тимофея мутилось. – Такое моё мнение.
– Вахлак! – прорычал замполит Прожога. – Экий вперся! Да чем от тебя воняет?
– Трибунал по нему плачет, – проговорил кто-то из темного угла, оттуда, где дышала теплом хорошо протопленная «буржуйка».
– Войной воняет, товарищ замполит, – стараясь сгладить явную грубость, Тимофей приложил грязную ладонь к наушнику летного шлема.
Словно в подтверждение его слов, с потолка на карту толстой струей потекла рыжая земля. Блиндаж содрогнулся. Что-то лязгнуло. Стулья подпрыгнули и повалились на дощатый пол, не издав ни звука. Ровный гул заполнил собой всё. Он влез в блиндаж, просочившись через щели дощатой двери, он струился между потолочных бревен, он растворился в земле, он ожил в печной золе. Кто-то упал на пол под ноги Тимофею, кто-то беззвучно вопил, широко распахнув черный провал рта. Земля продолжала сотрясаться. Блиндаж заполнился едким дымом.
– Где Вера? – не помня себя, Ильин ухватился за полы чьей-то шинели. – Вера Кириленко! Она жива?
– Эгей, Ильин! Под трибунал пойдешь! – услышал он шипение Прожоги. – Устали от твоих выходок. Всё равно не жилец, так хоть отчитаемся о борьбе с вражеской агитацией. И Кириленко твою туда же!
– Она
