собрал летчиков в штабном блиндаже. Самсонов, как обычно, был выбрит до синевы, свеж, как весенний бутон, и сосредоточен, как дискобол накануне олимпийской победы. Блиндаж полнился запахами махры, застарелой усталости и страха. Тимофей всматривался в лица однополчан. Обдумывая план завтрашней штурмовки, Тимофей слушал начальство невнимательно. Одно радовало: завтра они будут вместе – Вера, Генка и он.
– Товарищи, наша главная задача сейчас – эвакуировать уцелевшие самолеты на запасной аэродром. Оборудование и техников будем, в меру возможности, перемещать по воздуху. Ну а остальные, кому места на бортах не хватит, уйдут вместе с зенитчиками. – Голос полкового командира увязал в густом дыму.
– А горючее? – спросил кто-то.
– Горючего в обрез. Но штаб армии обещал подкинуть, – ровным голосом отвечал Самсонов.
Красивое лицо Самсонова хранило выражение безмятежного спокойствия. Полковой командир смотрел прямо перед собой, будто обращался к бревенчатой стенке блиндажа. Он говорил под аккомпанемент трескучего баритона связиста. Тот, забившись в самый темный из углов, с вызывающей изумление настойчивостью вызывал штаб армии. Бритая голова, алые раковины ушей, утомленные глаза, опаленные пожаром брови и ресницы, высоко поднятый воротник шинели, закрытое грязными бинтами горло, чумазые, со сбитыми до крови костяшками, руки – связист, едва не валясь на пол от усталости, твердил, подобно стационарной радиоточке:
– Первый! Вас вызывает пятнадцатый! Первый! Ответьте! Пятнадцатый готов к эвакуации!
Тимофей поймал его у самого пола. Бережно подхватил под мышки, опустил на изгвазданные доски. В руках осталась раскаленная трубка аппарата. Она ожила в тот момент, когда Тимофей уже готов был опустить её на рычаги. Телефонная трубка возопила срывающимся голосом армейского штабиста. Тот кричал о танковом соединении, замеченном в тридцати верстах восточнее Скоморохово.
– Танков немного и движутся они с юго-запада по дороге на Старицу! – вопила трубка. – В тридцати верстах!
– Какие там тебе версты! – рявкнул в ответ Тимофей.
– Не по этой ли дороге Михаил Федорович отбыл? – буркнул подоспевший Прожога.
– Бог им поможет! – брякнула Вера.
– По машинам! – Самсонов поднялся, двинулся к выходу из блиндажа. – Надо спасать материальную часть. В соответствии с предписанием штаба армии перебазируемся на аэродром под Волоколамск.
А потом начался авианалет, судорожные объятия на пороге смерти, неизбывная боль Веры, отвага без надежды выжить.
Вера словно и не устала совсем, словно ужас бомбежки и его любовь вовсе не утомили её. Она срывала маскировку с «ишачка». Живая, энергичная, она кричала на механиков и на Тимофея. Сообща они выкатили два самолета на открытое пространство. Откуда ни возьмись набежал Томалевич. Он приволакивал левую ногу, матерясь
