style="font-size:15px;"> Ольга вернулась с чашечкой кофе на подносе, которую поставила перед Палием. И Разлогов невольно отметил то, что, хотя у него кофе тоже остыл, Ольга не предложила ему принести новую порцию напитка.
– Вот видишь, – сказала Ольга мужу, – можно заниматься наукой и в тоже время не подставлять под удар свою карьеру и семью, не ссоритться со всеми. Знаете, Валерий, Саше кажется, что если он что-то не сделает, так это не сделает никто и никогда. Но ведь это нелепо.
– Все, что человечеству дано узнать и понять, будет непременно когда-то узнано и понято. Ну а кто это сделает персонально… – Палий пожал плечами. – Хотя, конечно, если бы в науке не было бы личного первенства, бог знает, где бы мы еще топтались. Может, только только научились бы пользоваться огнем. А вместо этой уютной квартиры сидели бы где-нибудь в пещере или в землянке у костра, накрытые шкурами, и спорили о том, кто из нашего племени больше других съел своих врагов. – Он засмеялся. – Так что стимул тоже имеет немаловажное значение. Увы, далеко не всегда можно отыскать простые решения, как все это безболезненно совместить. Но я вам обещаю, Ольга, что постараюсь, насколько в моих слабых силах, смягчать все разногласия. Если, конечно, Саша не возражает против моего вмешательства.
– Нет, не возражаю, – скорей для жены, чем для себя согласился Разлогов. Впрочем, ему в самом деле совсем не хотелось ни с кем ссориться. И он надеялся, что услуги Палия не понадобятся.
Глава 5
Лето подходило к концу. Разлогов шел по липовой алее, ведущей к философскому факультету, и разглядывал кроны деревьев, Еще недавно они были изумрудными, теперь же в глаза бросалось большое количество золотистых вкраплений. Как всегда в таких случаях эти картины природы наводили его на размышления о конечности всего сущего. Он знал за собой этот грех, осенние мотивы чаще чем какие-либо другие порождали в нем грустные мысли о бесплодности всех человеческих усилий, которые однажды неизбежно поглотятся бездной неизвестности, тлена и распада. При этом он отлично понимал, что на самом деле все совершенно не так, что мироздание – это огромная кладовая, где ничто, никогда и ничего не пропадает, а все накладывается друг на друга, все взаимно влияет, все имеет свое продолжение. Но то была чистая теория, сейчас же чувства вызывали совсем иное настроение, диктовали совсем другие думы. Пожалуй, его беда в том, что он чересчур остро переживает собственное бытие, придает ему непомерно важное значение. Вместо того, чтобы уменьшать размеры свое я, невольно старается увеличивать его до непомерных объемов, до масштабов, где заканчивается зона нахождения человека и начинаются совсем иные владения… А ларчик на самом деле-то открывается просто. Все дело в том, что в нем чрезмерно развилась гордыня. И как бы он не пытался ее усмирять, сколько бы не рубил голов этой гидре, ему хорошо известно, что оим отрастают синова и снова и определяют многие его поступки.
Впрочем, сейчас такие мысли, подобно ряби на поверхности океана, лишь слабо будоражили его
