сейчас ему ужасно не хотелось лишаться столь приятного состояние душевного подъема, и он сознательно топил все мешающие ему мысли в глубоких заводях подсознания.
С некоторым облегчением он подошел к уже хорошо знакомому зданию, поднялся по лестнице на второй этаж и остановился возле кабинета декана. Ему показалось что за дверью идет разговор на повышенных тонах. Разлогов прислушился и убедился, что слух его не обманул. Он даже узнал голоса; один принадлежал Каменскому, второй – Шамрину. Он уже хотел отойти подальше от кабинета, дабы не подслушивать разговор, но внезапно замер на месте. Он услышал свою фамилию.
Голоса звучали громко, так что для того, чтобы слышать все, что говорилось в кабинете, не надо было даже напрягать слух.
Шамрин: «А я вам говорю, что Разлогова нельзя допускать до преподавания. Он в полном соответствии со своей фамилией разлогает всех, кто с ним соприкасается. Он нигилист, он не верит ни во что, не верит даже в те истины, которые сам же и провозглашает. И при этом открыто об этом заявляет. Это один из основных тезисов всей его философии».
Каменский: «Помилуйте, Дмитрий Тихонович, разве вы не читали его статей, он нигде не ставит под сомнение существование Бога. Наоборот, всегда доказывает неразрывность Его и человека. В чем же тут нигилизм?»
Шамрин: «Его Бог – это пустота, он уверяет, что существование Бога доказывается не верой в него, а ее отсутствием. Он говорит: тот, кто верует в Бога, в Него на самом деле не верит, а вот тот, кто не верит, тот находится в Боге. Он даже призывает как можно меньше думать о Нем, так как чем больше думаешь о Боге, чем сильнее от него удаляешься. Вы представляете, какое разлогающее влияние могут оказать подобные суждения на молодежь. Раз не надо думать о Боге, значит, нет никаких ограничений, не существует моральных запретов. Значит, всем все позволено. И чем все это однажды кончится? А ведь ответственность падет на вас, Григорий Валентинович».
Каменский: «Не преувеличивайте, уж кто кто, а Александр Владимирович далек и от нигилизма и от проповеди вседозволенности. Да, он имеет свои воззрения на этот предмет. Но пусть каждый из нас проповедует свою истину. Любая ортодоксия вредна».
Шамрин: «Вы считаете меня ортодоксом? Но если применять ваш критерий, то тогда любого, кто отстаивает истину и не идет на компромиссы, можно причислить к этой категории людей. Нельзя примирить то, что не примиримо по самой своей сути. Всех, кто отступал от учения цервки, рано или поздно настигала моральная катастрофа».
Каменский: «Его пригласил на работу университет, а значит Разлогов будет работать у нас до тех пор, пока это приглашение не будет анулированно. А на данный момент никто так вопрос не ставит. И давайте закончим эту бесполезную дискуссию. Еще ничего не случилось, а вы уже так встревожены».
Шамрин: «Именно потому и встревожен, что уверен, что однажды случится нечто. И вы вспомните мои слова, мое предупреждение. И тогда я вам не позавидую.»
Разлогов
