конечно.
– Выглядит как деревянное изваяние, – сказала Альтия. – Из золотого клена…
На сей раз Брэшен смог убедиться, что Янтарь в самом деле все слышала: в уголке воистину скульптурных губ начала зарождаться улыбка. Но тут Альтия жалобно добавила:
– Как она напоминает мне мой корабль… милую Проказницу… шелковистое диводрево, процветшее всеми красками жизни…
И выражение лица Янтарь резко переменилось: так и не рожденная улыбка сменилась крайней степенью отвращения. Брэшена почему-то (он сам не смог бы толком сказать почему) ужасно встревожило это высокомерное отвращение. Он сгреб Альтию под локоть и поспешно увлек ее мимо витрины, вперед по скудно освещенной улице.
Только на следующем перекрестке он позволил ей сбавить шаг. К тому времени Альтия начала хромать, и он запоздало припомнил, что она топала босиком по не очень-то гладкой деревянной мостовой. Альтия не стала жаловаться, лишь повторила свой вопрос:
– Что она там вообще продает? Она ведь не из торговцев Удачного, кто ведет дела с Дождевой рекой. Туда ходят только те семейства, у кого есть живые корабли. Так кто она такая и почему держит лавочку на улице Дождевых чащоб?
Брэшен передернул плечами.
– Она тут новенькая. Всего года два как приехала. Сначала держала крохотную лавчонку за площадью Тысячи Мелочей. Делала деревянные бусы и продавала, тем и жила. Ничего больше – только деревянные бусы, правда прехорошенькие. Народ их вовсю у нее покупал – детям на нитки нанизывать. А в прошлом году она даже перебралась вот сюда и стала продавать… ну, вроде как драгоценности. Только по-прежнему исключительно деревянные.
– Деревянные? Драгоценности? – хмыкнула Альтия.
«Хороший знак», – решил Брэшен. Ее голос делался тверже; быть может, прогулка по ночному городу начинала выгонять из нее хмель. Что ж, тем лучше. Чего доброго, достаточно протрезвеет, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, перед тем как войти в отцовский дом… босиком…
– Я тоже фыркал, пока не увидел своими глазами. Мне, знаешь, в голову никогда не приходило, что ремесленник может такое из дерева сотворить! Она берет всякие корявые сучки и узловатые отростки и в каждом обнаруживает то рожицу, то животное, то цветок. Иногда делает инкрустации и мозаики. В общем, видно, что дело тут не в дереве, а в мастерстве резчика. То есть резчицы. Это особый глаз нужен – она каждый сучок видит прямо насквозь!
– Вот как. Небось и с диводревом работает?
– Тьфу! – передернуло Брэшена. – Она хоть и из новичков, но достаточно хорошо знает наши обычаи и успела понять, что такого здесь не потерпят. Нет, она пользуется только древесиной обычных пород. Вишневой, дубовой, не знаю еще какой – у каждой свой цвет, разное устройство слоев…
Альтия хмуро заметила:
– В Удачном полно народу, работающего с диводревом, только мало кто в том признается открыто. –
