Темзы. Ничего этого ни Майкл, ни его пациенты не видели: в его кабинете имелось лишь одно маленькое круглое окно, похожее на корабельный иллюминатор, и находилось оно значительно выше человеческого роста, под самой крышей.
Кабинет у доктора Теннента был крохотный. Письменный стол, два обычных стола и ряд шкафов вдоль стен, почти каждый дюйм поверхности занят папками, письмами, медицинскими журналами или книгами, ждущими его рецензии. Даже на компьютере лежала какая-то пачка бумаг, она лежала там так давно, что Майкл перестал ее замечать.
Он знал, что и ему самому требуется психотерапевт, – вот ведь ирония судьбы. Он должен найти в себе силы справиться с собственным горем и жить дальше. Но это было выше его, перевернуть страницу никак не получалось, и фотография Кейти по-прежнему оставалась у него на столе. И, глядя на нее, Майкл вновь и вновь прокручивал в памяти события того страшного дня. Вот только что они ехали по дороге, Кейти плакала, у него самого настроение было дерьмовое, а в следующее мгновение…
Провал в памяти.
Амнезия. Тот самый защитный механизм, который помогает не сойти с ума некоторым убийцам. Можно сегодня совершить самое страшное преступление, а на следующее утро проснуться и абсолютно ничего не помнить.
Буквы на карточке пациента стали расплываться. Майкл чуть опустил голову, поправил очки с мультифокальными линзами, и слова вновь обрели резкость.
На первой странице было напечатано: «Дортмунд, Герман Барух. Род. 07.02.1907». Дортмунд умирал: у него была последняя стадия онкологии. Началось с рака прямой кишки, но теперь метастазы распространились по всему организму. Он еще каким-то невероятным образом держался: в его исхудавшем теле оставалась внутренняя сила, витали призраки демонов, которые некогда владели им и которых теперь он пытался изгнать. Дортмунд мучительно проживал день за днем, сохраняя хрупкое здравомыслие. Надеяться на большее он не мог. Откровенно говоря, Майкл в глубине души считал, что даже и этого его пациент не заслужил.
Но доктор Теннент был слишком профессионален, чтобы позволить прошлому Дортмунда влиять на его суждения или медицинские предписания. Этого человека в свое время судили в Нюрнберге, но он избежал виселицы. И с того времени, мучимый посттравматическим психозом и чувством вины, Дортмунд на протяжении вот уже пятидесяти четырех лет каждую ночь отправлялся в ад, а потом возвращался оттуда.
Иногда Майкла охватывала дрожь при одном только виде бывшего нациста. Он представлял себе, каково бы это было, оказаться в 1943 году в концлагере Берген-Бельзене вместе с Кейти, отделенными друг от друга проволочной стеной высотой в двадцать футов: с одной стороны женщины и дети, с другой – мужчины; в воздухе – запах смерти и разложения, а из труб поднимается дым.
Майкл напоминал себе, что подобные мысли не профессиональны, но как выкинуть такое из головы? Он снова посмотрел на Дортмунда и буквально содрогнулся от отвращения. Но при всем при том какая-то его часть сочувствовала немцу. Случались даже минуты, когда пациент нравился Майклу: присутствие бывшего нациста
