массовый вал. Точнее в Китае. Да, несомненно, где-то можно сэкономить и сократить время разработок. Не делать лишних движений. Но я представляю, какая это инертная машина – Советский Союз.
– Но в целом аутсайдерская информация… горбачёвы-ельцины, маккейны, баракобамы, алькаиды? – Мозг медленно просыпался, но Скопин легко включился в разговор – сам об этом думал накануне.
– Вот это самое худшее, – вздохнул Терентьев, – ладно, если бы узкий круг: я, ты, несмотря на твоё порой легкомыслие. Но нас на корабле более шестиста человек, и каждый знает. При Сталине всех вообще бы распределили: толковых по шарашкам, бездарей (благо у нас таких единицы) в тьмутаракань-Колыму. Кто в Кремле сейчас? По-моему, Андропов. И КГБ никто ещё не отменял в восьмидесятый-то год. Что им делать с пьяными языками, которые знают о развале Союза?
– Будут так же служить на «Петре»…
– Крейсер всё же напичкан «новым», его поставят у дальней стенки, обнесут забором и распотрошат, по крайней мере, по электронике точно! Для главкома флота это ещё одна боевая единица, для страны ещё одна статья расходов, но несомненно – это подарок. А вот нам всем что?
– Что?
– Мы-то расслаблены. В квартирах унитазы-ванны-комфорты, у большинства уже хорошие иномарки (были). Ты легко перескочишь на… хорошо, тебе за заслуги перед родиной и партией – «Волга-двадцатьчетвёрка»!
– Мя-я-ягкая, – также мягко стеля, причмокнул не без улыбки Скопин.
– Да, мягкая, но вечно воняющая бензином.
– Да ладно тебе, это всё быт, люди привыкают ко всему! – Скопин вдруг встрепенулся, вскочив. – А не думаешь ли ты, что кто-то уже из экипажа надумал к амерам податься и за этот самый комфорт продать… инфу какую… эту самую аутсайдерскую? А пусть попробует! Мы ни в какой порт заходить не будем до самого Союза. Если какая падла найдётся – пусть вон в арктические воды ныряет. Ему ребята из «дэшэка» грузиков свинцовых подвесят. Да и вообще, надо замполита подрядить, чтобы с экипажем работу провёл, морально-душевную. Да и сам ты… утром, конечно…
– Поговорил в общих чертах, даже прошёлся по БЧ – умы́ в брожении, но не рефлексируют. Ни о будущем, ни о прошлом. Словно ни у кого не осталось там семей. Словно им тут не вливаться в новую жизнь. Эта история с «Конкерор»… все воинственны до невозможности. И ладно бы только молодые пацаны. Лишних тут у нас почти нету – офицеры и контрактники. Срочников раз-два – обчёлся! Но даже твой Забиркин – тощая грудь колесом, чуть ли не лично расправился с атомной ПЛ. Как дети, право!
– Зато сам же говоришь, без рефлексий и нервных срывов.
– Ну, хоть тут спасибо. Но вот скажи мне, импровизатор-авантюрист… за каким ты хреном в это полез? А?
«Ну вот – командир плавно подошёл к выволочке», – Скопин на мгновение выпал в думках, потом взъерошив волосы, возбуждённо выдохнул:
– А помнишь нашу игру, когда «все всё знают»? Опустим Первую мировую. Но вот когда Гитлер знает, и Сталин знает, и миллионы, включая будущих погибших, знают. И все, зная, говорят: немцы – «не надо нам позора ещё хуже версальского». Русские – ужас! Миллионы
