что-то вроде гостиничного номера с небольшой прихожей. Широкое окно, шторы с рисунками, полированная мебель, на стеклянной столешнице две фарфоровые чашки, скорей всего с чаем, и телефон. Японец широко улыбнулся, показав белые плотные зубы. Гарамов дернулся, но оказалось, что он привязан и к креслу. Человек, не вставая, чуть поклонился:
– Извини-це. Меня зовут Исидзима. Исидзима Кэндзи, директор этого отеля.
Некоторое время японец наблюдал, как пленник дергается, пытаясь ослабить веревки. Гарамов хотел узнать, сможет ли он, изловчившись, ударить японца в живот связанными ногами. Нет, оторвать ноги от кресла невозможно. Веревки плотно впивались в запястья, плечи, икры, бедра, не давая шевельнуться. Дернувшись несколько раз, Гарамов ощутил бессильную мрачную ярость. Влип, так глупо влип! Если бы не обезьяна, которая его отвлекла, он бы что-то услышал. Этот японец живой человек, а не тень. Он не мог подойти к нему сзади совершенно бесшумно.
Японец опять вежливо улыбнулся:
– Напрасные усилия. Пожаруста, как можно скорей сообщите мне, что у вас в самолете?
Гарамов молчал, пытаясь сообразить, кто же этот человек. Из контрразведки? Но тогда бы его допрашивали с пристрастием. А если это не контрразведка, то кто?
Японец придвинул к Гарамову чашку:
– У нас очень мало времени. Выпейте чай. Что у вас в самолете?
– Десант, – сказал Гарамов, ощущая свой каменный затылок.
Японец покачал головой, будто сожалея о чем-то. Достал из карманов и положил на стол парабеллум Гарамова, две финки, документы.
– Очень сожалею, но я уже знаю вашу фамилию. Вы ведь господин Га-ра-мов? Или как у вас – то-ва-рищ Гарамов? Гарамов-сан?
Надо прежде всего успокоиться, а потом уже думать, что делать. Ярость, которую он сейчас испытывал, бессильная злоба на этого японца оттого, что он легко, как котенка, связал его, – все это надо было сейчас притушить. Среди прочих документов на столе лежало предписание о том, что ему, капитану Гарамову, поручено сопровождать группу в составе пяти раненых, пяти членов экипажа, врача и медсестры. И все это теперь известно. Хорош же он, не оставил документы в самолете.
– Развяжите меня немедленно, – сказал Гарамов. – За свои действия вы будете в полной мере отвечать перед советским военным командованием.
Японец покачал головой:
– Поверьте, то-ва-рищ Гарамов, или господин Гарамов, или Гарамов-сан, как вам приятней, – я глубоко сожалею, что мне пришлось связать вас. Но это вынужденная мера, применил я ее только для вашей же пользы. Поверьте мне.
Увидев легкую улыбку японца, Гарамов снова ощутил ярость. Японец сожалеюще причмокнул. Немыслимая тяжесть в затылке. Ничего, в конце концов, сейчас важно не это. Все это пустяки. Важно узнать, кто же он, этот фрачник. Он очень похож на военного, а фрак – на маскарад.
– Повторяю: если вы немедленно не развяжете
