Дипломата резать.
А он очухался и нам заявляет:
– Какие же вы после этого воры, если педераста на сходке обсуждаете, да ещё и резать постановляете. С вас же за это потом воры и спросят.
Мы аж ахнули. И тут, сука, вывернулся. Ну, Дипломат, одним словом.
Что делать?
Старик и говорит:
– Пусть фраера ему по вене какую-нибудь гадость запустят.
Все воры ушли, а пацаны ему керосин со слюной по вене запустили, он и издох.
Вся зона вздохнула с облегчением, а я стал героем лагерных легенд, потому что Дипломата знали и боялись по всему Северу. Вот такие скорбные дела, Марик…
Так закончил Саша свой рассказ.
Мы ещё немного поговорили, выпили на прощанье, обнялись и больше никогда, в этой жизни, не встречались.
Овчарка
Когда она шла по асфальтовой дорожке мимо штаба в сторону санчасти, вся зона замирала.
Выше среднего роста, в строго подогнанной майорской форме, на высоких каблуках, делающих ее вызывающе привлекательной, она не шла, а плыла, пожираемая плотоядными взглядами заключённых, которых она воспринимала не более чем как биологическую массу.
Крашеные в золото волосы и ярко-красная помада на полных губах возбуждали мужской контингент зоны сильнее, чем любая Мэрилин Монро. Она не скрывала, что ей нравится проходить сквозь строй «голодных» мужчин, но никогда и никого своим взглядом не удостаивала.
На приёме в кабинете санчасти, куда она приходила на пару часов, она была сухой, вежливой и профессиональной.
Как правило, в коридоре сидел офицерик, чего в других местах не встречалось.
О её любовных похождениях ходили немыслимые легенды.
Было ли это правдой, или обычным для такой ситуации трепом, неизвестно, но то, что её боялось всё местное начальство, а зэки из-за нее гробились по изоляторам и БУРам было известно доподлинно.
Какие у неё были покровители неведомо, но она ни с кем из начальства не считалась. Это было заметно даже последнему из сидельцев.
После ранения, моя левая рука всё ещё плохо слушалась, болели почки и я, чтобы отмазаться от работы пошёл к фельдшеру на приём.
Больше, чем на день освобождения он не давал, и я вынужден был записаться к ней, понимая, что могу отправиться прямо из её кабинета на «цугундер», как старые урки именовали изолятор.
Она долго читала мою историю болезни, время от времени поглядывая на меня, потом закрыла её и уставилась на меня как на чучело в холле зоопарка.
– Ну, и о чём же мы думали, когда собирались в побег – во взгляде её было любопытство и презрительное недоумение.
– Тогда думал о многом, а сейчас думал бы только о вас – ответил я, не задумываясь, и посмотрел на неё, как посмотрел бы на пожилую учительницу географии.
Это её смутило. Обычно её или боялись, или жёстко хамили. Я же просто разговаривал.
Зона находилась в центре города Винницы, народ
