повертеть эту штуку в руках и попытаться понять, как же она сделана и самое главное – зачем она нужна, такая.
Ни разу Рэдди не удавалось угадать, ни разу он не смог из разобрать, несмотря на многочисленные попытки это сделать. При этом завороженным взглядом всё семейство могло часами наблюдать, как Мистен Ковальских ловко собирал и разбирал эти штуки, превращал одну в другую, соединял их в одно целое или делал из одного непонятного механизма три ещё более непонятных механизма, которые ходили друг за другом по столу паровозиком, не обращая никакого внимания на зрителей.
Цепкие руки Рэдди хватали ближайшее к нему сверкающее чудо и уносили его в дальний угол веранды, где было побольше солнца, чтобы там вдосталь повертеть, потрясти и даже пару раз укусить неподатливый механизм. Разгадать головоломки никогда не удавалось, зато отец жонглировал своими игрушками с невероятной ловкостью, разряжаясь своеобычным заливистым смехом и пугая белок-эйси.
Особенно его смешило недоумённое выражение лица Рэдди, которое, впрочем, никогда не перерастало в разочарование отцовыми подарками – в эту игру он готов был играть вечно, ибо Мистен Ковальский был неиссякаем на выдумку.
За всем этим бедламом с обязательной чуть саркастической улыбкой наблюдала мама. Она традиционно задвигала любимое плетёное кресло в дальний тёмный угол и оттуда качала головой, наблюдая за мужниными излияниями. При всём её инженерном образовании она была главными лириком в их семье, с удовольствием читала вечерами, глядя поверх светящегося эрвэ-экрана на чёрное, подсвеченное лишь редкими яркими звёздами небо Пентарры, любила побродить в одиночестве или поворковать с дочерью о чём-то своём. Поговаривали, что она в тайне от всех писала стихи и даже переписывалась по этому поводу с кем-то из старых галактических знакомых, шумные же эти семейные ликования ей не то чтобы были не по нраву, просто ей будто было приятнее наблюдать их чуть со стороны, размышляя о своём.
Они были очень разными, Мистен и Катлин Ковальские, и Рэдди во множестве своих воспоминаний часто видел их чуть в стороне друг от друга, занимающихся каждый своим делом, и вместе лишь уходящих по очередным делам планетарных эксплуатационных служб, но в чём он никогда не сомневался, это как сильно они любили друг друга.
Каждый случайный взгляд двух взрослых людей, что они бросали друг на друга, был полон почти тайного, но очень сильного чувства. Что происходило между ними там, на их половине дома, где они запирались вечерами от детей и проводили время одни, он мог только догадываться, их же гости, коллеги, старые друзья и многочисленные родственники отца – все они, кажется, вообще мало догадывались, что связывает между собой этих двоих, такими они были на случайно брошенный взгляд разными.
В отличие от шумного отца, с которым Рэдди в детстве проводил очень много времени, с мамой наедине он бывал нечасто, обычно
