Аврам чашу глиняную, в которую услужливо налил человек отвара, и отпивает из нее два глотка мелких, и тогда лишь говорит Лоту, стоящему над ним. Говорит глухим голосом, не смея глянуть в его сторону:
– Ушла твоя мать. Сама ушла. И Рухаму с собой увела.
А Лот молчит.
– Упрашивал я ее остаться. Еще три дня назад, как вышли мы на большую дорогу, заговорила она со мной впервые об этом. Сказала, что ей лучше уйти с дочерью, а тебе лучше остаться.
А Лот молчит.
– Думал я над этим много, и решил что она права. И отпустил ее. И дал ей двух верблюдов с добром, чтобы ни в чем она не нуждалась в дороге. И дал двух людей самых верных, чтобы служили ей впредь и оберегали. И серебра и золота дал, сколько было. Сможет она устроить жизнь свою на все это вполне безбедно, если распорядится с умом. И нет моей вины в том, что мать твоя ушла. Я лишь просьбу ее уважил разумную и помог, чем смог.
И отпил с этим последними словами Аврам еще глоток из чаши, но не успел поставить ее на ковер, как налетел на него Лот гепардом разъяренным, повалил дядю и стал бить наотмашь кулаками по лицу. И так это быстро все произошло, что никто из людей не смог защитить хозяина, и когда Лота с трудом оттащили два взрослых мужчины, остался Аврам лежать – поверженный – на земле, и лицо его было залито алой кровью. А Лот бился в руках держащих его, и лягался и кусался как зверь в силках, так что пришлось его повалить, а после связать, чтобы не сделал большего, или не убежал вслед за матерью. И так, связанного, усадили его на верблюда, чтобы везти дальше. Но Лот продолжал буйствовать и кричал проклятья и ругательства на дядю своего, и бил сзади головой в спину его. И пришлось его тогда посадить на другого верблюда, и того верблюда вели поочередно люди с двух сторон, чтобы не свалился Лот, продолжавший биться. А после вдруг обмяк мальчик в обмороке глубоком. Сняли Лота бережно с животного, раскинули быстро шатер и уложили в тени. А Лот впал в горячку, бредил, выкрикивая имя матери своей и имена сестер своих. А когда, наконец, на второй день пришел в себя, отказался он от еды, которую ему подали, выбив миску из рук слуги. И от питья он отказался. И упорно молчал, не желая отвечать людям увещевавшим его. И пришлось заставлять мальчика есть и пить насильно, снова связав ему руки, чтобы не умер он от слабости. И так везли Лота до самого Ура, который был уже недалеко. А Аврам ехал мрачный и ни разу не заговорил с племянником, отдав его под наблюдение людям своим и приказав следить за мальчиком днем и ночью.
И было это неприятным и странным для всех, когда сын Арана, покинувшего родную землю и отчий кров добровольно и тайно, прибыл к шатрам деда своего связанный по рукам и ногам как дикий кабан. И позором этим был омрачен праздник великий возвращения крови Арановой в семью отчую. И Фарра ругал сурово Аврама за Такху и дочь ее, но тот лишь повторял упорно, что так будет
