четой неопределенного возраста, довольный тем, что говорю на французском, тогда как мои товарищи, по крайней мере некоторые из них, предпочли вести в этом маленьком парке куда более интимные и успешные беседы с местными красотками, которые были явно моложе той женщины, с которой беседовал я. Говоря по совести, должен заметить, что узнал я об этом поздно. Увы, слишком поздно! Наш поезд уже тронулся с места. И видимо, поэтому я, как пропустивший самое главное салага, теперь слушал пылкие россказни приятелей об их подвигах. Однако я подозреваю, что тут не обошлось без бахвальства и приукрашивания, поскольку они не переставали болтать об этом следующие две недели.
С другой стороны, если что и имело место абсолютно точно, так это свадьба, поскольку я сам был приглашен и присутствовал на ней, тоже в Румынии. Прямо в чистом поле. Где мы увидели небольшое строение, домик путевого обходчика, но издалека доносился шум, точнее, звуки скрипок и других инструментов! Мы в очередной раз стояли на месте, уже довольно долго, без всяких признаков скорого отъезда. Сколько еще стоять, мы никогда не знали наперед. Музыка становилась громче, и вскоре появилась длинная процессия, возглавляемая цыганским оркестром. Люди были одеты, как на каких-то экзотических открытках, в своеобразные штаны, вроде длинных кальсон, в черные жилетки и красиво вышитые белые рубахи. Женщины в белых платьях, еще богаче украшенных вышивкой всевозможных цветов. Мы наблюдали, затем приблизились к свадьбе. Очень вежливо нас пригласили присоединиться, и мы согласились без уговоров. Таким образом, кое-кто из «бургундцев» оказался в толпе гостей, позади скрипок и, вскоре, уже в деревеньке, что в километре от железной дороги и нашего поезда. Перед деревенской управой танцевали, и я заметил «бургундца», отплясывавшего с молоденькой невестой, очень хорошенькой и намного моложе его жены. Я предпочел воздержаться, поскольку за всю жизнь танцевал всего лишь пару раз, и кованые подошвы моих новых ботинок представляли слишком большую опасность для моих возможных партнерш. Тем не менее я не отказывался от подносимых мне стаканчиков, а также от обворожительных улыбок, адресованных нам. Но не осмеливался отвечать на пристальные взгляды и соблазнительные улыбки, поскольку нельзя было расслабляться, чтобы оставаться готовым уйти в любой момент! Мы стояли, как зачарованные, словно родственники, с которыми давно не виделись. Два часа, может, три, я точно не помню. Однако память об этом приеме, об этом празднестве, будет долго приходить к нам бессонными ночами и в часы одиночества. Да, все, кто там был, даже сегодня помнят, словно это было вчера. Это был момент покоя, момент радости в неумолимой судьбе, которую мы сами себе выбрали. Но надо было оторваться от этого веселья и возвращаться к поезду, потому что вдалеке не переставал дымить паровоз. С сожалением, с тяжелым сердцем и комком в горле, я попрощался, мои друзья тоже. Несколько поцелуев, очень целомудренных – к моему великому сожалению, – дружеских поцелуев от едва знакомых, которые мы тоже будем
