дурацком камушке, но ни на одно мое действие он не отозвался ничем более заметным, чем слабенькая щекотка в пальцах. Чем же он опасен? Или вовсе не опасен, а дело все в том, чтобы устроить проверку мне?
Полдня я косилась на амулет, как лошадь на волка в клетке. Поначалу я даже боялась брать его в руки, памятуя о реакции Пехеба, однако любопытство победило. Прикосновение к камешку не приносило мне никакого вреда – он не был ни холодным, ни горячим, ни жгучим, однако реакция все же была, и я долгое время пыталась определить какая же. Он просто раздражал меня, если я долго держала его на ладони, мне просто хотелось его отбросить в сторону, как нечто гадкое и вредоносное, вроде громадного паука, однако такая реакция была вызвана чем-то, что я не до конца понимаю, или воспоминаниями о том, как к амулету отнесся Пехеб, я не знала.
Я пристально рассматривала руны, небрежно изображенные на камне, и даже пыталась стереть их, однако ничего так и не случилось: если знаки и были нарисованы углем, то это был, наверное, какой-то очень особый, нестирающийся уголь.
Позже к вечеру, когда я вдоволь наигралась с новой игрушкой (чуть ли не на зуб пробовала ее), кое-что все же произошло. Я почувствовала, что могу определить, где находится амулет, даже не касаясь его. Чтобы проверить свою догадку, я закрывала глаза, крутилась вокруг собственной оси, останавливалась, не открывая глаз, и… Я знала, где лежит амулет, не глядя на него. Я чувствовала его, хотя и не могла понять, какими именно органами чувств воспринимала – ни зрение, ни обоняние, ни слух, ни осязание здесь были не при чем. И это чувство было намного сильнее того, что я ощущала при опытах с реликтами.
Выходит, я ощущаю всякие магические предметы, а не только реликты? Или только конкретно этот магический предмет? Мой магический опыт был столь мал, что я могла строить какие угодно предположения.
Но возня с амулетом помогла мне с пользой скоротать время – я и не заметила, что из лавки ушли все мои работники, что я осталась одна и что ночь на дворе.
Пехеб пришел незадолго до полуночи, но к тому времени я уже переоделась в темную, неброскую одежду. Мужчина хмуро покосился на мои башмаки с деревянными каблучками, но ничего не сказал. Он вообще не произнес ни слова, пока мы не добрались до места назначения.
На соседней с Песчанкой улице Белых Мимоз нас ждала наглухо закрытая карета, но поездка слишком долгой не была. Я даже не пыталась определить, куда мы едем, но наверняка не в трущобы. Когда карета остановилась и Пехеб приказал мне выйти, я обнаружила, что стою у низкой, скрытой плющом калитки. Высокие каменные стены, за которыми в темноте лишь угадывались контуры высокого здания, подтвердила мою догадку, что приехали мы куда-то под Жемчужные холмы в район особняков. Здесь не чувствовалась портовая вонь, или запахи других нищих окраин, но ехали мы куда меньше, чем нужно было для того, чтобы подняться на холмы. Значит, где-то у подножия холмов. О том, кто здесь живет, я могла только
