князь был близ нас. Глаза его блистали гневом. Суровый вид его доказывал, что он ведает о наших свиданиях, как то и в самом деле было так. Один евнух, приметив первое наше свидание, донес ему о том. Вооруженная кинжалом рука, представила нам погибель нашу неизбежной.
– Недостойная дочь! – вскричал он яростно, – тем ли платишь ты за горячую мою к тебе любовь? Обесчещением ли моего величества подтверждаешь ты мою о тебе надежду, как на единородное дитя моё? Раскаешься, негодная о своей подлости! Вечное заточение поздно просветит потемневший рассудок твой, и представит всю гнусность твоего поступка… Ах ты мерзкий изверг! – кричал он обратясь ко мне, – кто ты ни есть, хотя бы ты был высочайшего рода, ничто не избавит тебя от моего мщения. Крови твоей мало омыть нанесенное мне тобою поругание.
С этими словами взмахнул он кинжалом, чтобы поразить меня. Должно быть выше человека, чтоб имея в руках способ, не постараться избежать предстоящей смерти. Я вложил кольцо в рот, и стал невидим, к вящей ярости и удивлению Богомира Болгарскаго. Увидев гнев свой тщетным, обратил всё мщение своё на дочь свою.
– Не думай, изменник, – кричал он, приготовившись её пронзить. – Волшебство твое не станет преградой к моей мести тебе. В казнь твою, не пожалею я моей дочери.
У меня не было времени выбирать; любовь торжествовала. Видя почти неминуемую смерть княжны, и любя её столь страстно, забыл я про свою безопасность. Я вынул кольцо изо рта, и бросившись, стал между ним и Прелестой.
– Гнев твой справедлив, великий князь! – говорил я ему: – но если смерть несчастного князя древлян сможет удоволетворить твое мщение: рази меня, но спаси кровь свою. Хотя дерзновение, что я вошел сюда, и достойно казни; но обращение мое против дочери твоей, ничего не заслуживает. Честь твоя соблюдена, и желания мои не были постыдны. Я хотел соединить браком союз двух государств…
Богомир опустил руку, и сказал со удивлением:
– Ты – князь древлянский!… Но это не мешает… Преступление твое не простительно…. Однако скажи, чем докажешь ты, что поступки твои против дочери моей были честны?
– Великомощный Государь! – сказал я, бросаясь пред ним на колени, – если б я хотел нанести только поругание дому вашему; что бы удержало меня от того, чтобы скрыться? Вы видели опыт, что я мог быть от вас в безопасности; но сильная страсть, влитая в меня красотою вашей дочери, столько же велика, как и желания мои честны. Мог ли бы я, желая только обольстить дочь вашу, предать себя в жертву вашему гневу? Вот вам причина моей невидимости, – продолжал я, подавая Богомиру кольцо; – велите меня удержать. Вы видите, что я не стараюсь спастись. Не сочтете ли вы это за знак нелицемерной любви моей к несравненной Прелесты? Рази Государь, – говорил я, открывая грудь мою, – удовлетвори справедливому гневу; но пощади дочь свою!
Слова мои начали смягчать Богомира. Он выронил кинжал из рук. Между тем княжна не могла перенести
