варвар! Возврати к супругу моему, или умертви сей же час». – Напрасно старался он меня успокоить. Я вместо утешения, прибавляла мое отчаяние, и на каждое его слово отвечала клятвами и ругательствами. – «Я вижу, – сказал дух, – что тебе надобно время для успокоения». – «Нет мерзкий, – кричала я, – до тех пор не буду я спокойна, пока ты не исчезнешь от меня навеки, и я не буду в руках моего князя». – «Забудь об этом навсегда. Ты никогда этого не получишь». – сказав это вышел он вон.
Рассудите сами, в каком я тогда была страхе. Всё, что я ни думала, пресекало мои надежды, увидеть когда-либо супруга и родителей моих. Воображение это, вливая ужас и отчаяние в мою душу, наполняло меня мучительными мыслями. Слезы и тоска, были мне вместо утешения. Невозможно вообразить всех слов моих, которые я произнесла в моем горе. Словом, я пожелала прекратить жизнь мою; но осторожность духа пресекла к тому все способы. Страдание мое умножалось тем, что дух часто захаживал навестить меня, и утешение, которое он старался мне подавать, обращалось для меня в жестокие мучения. Видя бесплодность своих предприятий, грозил он мне, получить насилием то, в чем не преуспевал своими стараниями. Но ответами моими были одна только брань.
Недавно придя ко мне, он сказал: «Напрасно ты думаешь сохранить верность своему мужу. Его уже нет на свете. Дерзновение его, которое имел он в намерении лишить меня алмазного сосуда, в коем заперта судьба моя, и увезти тебя, стоило ему жизни.
– Ты убил его? – вскричала я. – О варвар! о хранилище всех мерзостей!.. – Тут отчаяние овладело мною, и гнев заступил место всего. Я с яростью бросилась на него, желая выдрать последний его глаз. Хотя он и был духом; но едва смог отвратить от себя эту беду. Он схватил мои руки, и, оттолкнув от себя прочь, вышел вон, сказав мне: «Наконец-то ты смягчишься и будешь поласковее».
Тут печаль овладела мною во всей своей мрачности. «Праведные небеса! – вопила я, – таково ли воздаяние ваше людям, следующим по пути добродетели? Чем заслужила я ваше гонение?.. О князь! Дражайший мой супруг, ты мертв, что осталось мне? Для чего не могу я за тобой последовать?..» Потом произнесла я множество тому подобных, отчаянных слов, рвала на себе волосы, и билась о стену до тех пор, как бесчувственная не упала на пол.
Придя в себя, я не могла успокоиться. Тягостные мысли терзали меня, пока крепкий сон овладел мною. И среди этого успокоения, которое всем злосчастным людям изглаждает из памяти их огорчения, представился мне некий сединами украшенный муж. Я узнала в нем покойного каббалиста Тугоркана, которому при рождении моем отдана была в покровительство. – «Дочь моя! – сказал он мне, – несчастье твое не дает покоя тени моей в вечности. Томления твои, сносимые в руках мерзкого разбойника, принудили меня оставить блаженное жилище, чтоб дать наставления к твоему избавлению, в случае, когда смерть моя воспрепятствовала мне вырвать тебя отсюда, и наказать кривого духа за его лютость. Пока я был жив; он был заперт у меня в железной клетке, и не делал никаких пакостей роду человеческому. Когда ж я заплатил
