style="font-size:15px;"> – Разве роскошь? Необходимость. Ну-ка, язык покажите. Шире рот откройте и повернитесь к свету. А-а!
– А-а!
Звук получился глубокий, на басовой ноте. Язык вывалился до подбородка.
– Вот молодец. Хотя, конечно, никакой вы не молодец. Горло у вас нехорошее, гланды воспаленные. А язык – извольте сами посмотреть, – профессор протянул ему зеркало, – видите, серо-желтый, будто мхом зарос. Теперь представьте, такая же дрянь у вас вдоль пищевода, по всей слизистой.
Коба рассматривал себя довольно долго, прятал и опять высовывал язык, щурился, двигал бровями, наконец отложил зеркало.
– Стало быть, по языку можно судить о внутренностях? Любопытно, а у вас там что, доктор? Разрешите взглянуть?
– Извольте, – Михаил Владимирович усмехнулся и показал Сталину язык.
– Чистый, розовый, – констатировал он с некоторой завистью, – ну и как вам это удается?
– Умеренность во всем, еще древние знали.
– Хотите сказать, я неумерен? Жру, пью, курю много?
– М-м. К тому же сквернословите совершенно свински.
– Это что, тоже влияет?
– А вы думаете, нет?
Коба расхохотался, хлопнул Михаила Владимировича по коленке.
– Не по-нашему, не по-марксистски рассуждаете, профессор.
– Разве у Маркса написано, что сквернословить полезно для здоровья?
Новый взрыв хохота, добродушное покачивание головой, мигание глазом, совсем дружеское, свойское. Поманив профессора пальцем, Сталин горячо дохнул ему в ухо и прошептал:
– А х… его знает, чего там у него написано. Вы лучше с Ильичем об этом поговорите, он «Капитал» наизусть шпарит.
Дыхание показалось огненным. Михаил Владимирович слегка отстранился, тронул кончиками пальцев лоб Кобы.
– У вас жара нет?
– Нет, нет, не беспокойтесь, я уже здоров и готов к дальнейшей борьбе за великое дело освобождения трудящихся.
– Освобождения от чего, простите?
– Ну, профессор, это уж совсем нехорошо, не знать азбучных истин. Разве вам неизвестно, что мы освободили людей от неравенства, от эксплуатации и власти денег?
– Возможно, вы мечтали освободить человека, но освободили зверя в человеке.
– А если я скажу вам, что именно зверя мы мечтали освободить? Неужели вы не понимаете, что он, зверь, единственная реальность, единственная нелицемерная правда о человеке?
– О каждом человеке? И о вас тоже?
– Обо мне? – Усы слегка задрожали, губы растянулись, но затем лицо застыло, отяжелело, отекло, даже нос стал толще, и никакого следа улыбки не осталось.
Повисла неприятная пауза, и чтобы чем-то занять себя, Михаил Владимирович принялся рассматривать книги на тумбочке у кровати.
В. Стомак. «Заболевания желудочно-кишечного тракта»; К. Салье. «Острые отравления, классификация ядов»; «Неврология»
