тем медленнее колонна.
– Мы могли бы одолеть эту дорогу за три-четыре дня. Так что пока это вовсе не было быстро, лейтенант.
Минуту-другую они двигались в молчании. Кеннет шел обочиной, колдун сидел на козлах, рядом с возницей, всматриваясь в дорогу.
– Бо́льшую часть времени мы не ехали, но ставили и сворачивали лагеря, – обронил он наконец. – Езда фургонами непростое искусство, но любой научится ему в несколько дней в достаточной мере, чтобы суметь править в караване. А вот разбить лагерь, когда у тебя тысяча, две или пять тысяч фургонов… Когда боевые сразу же должны встать в окружную стену, а жилые и те, что с припасами, создать улицы и площади, когда нужно найти внутри место для тысяч голов скота, а вражеская конница сидит у тебя на загривке и уже рвет, бьет стрелами, поджигает фургоны, колет животных копьями…
Он замолчал. Губы его сжались в узкую полоску.
– Боевой фургон тянут четыре коня, и достаточно убить или ранить одного, чтобы выбить фургон из строя. Кочевники быстро этому научились. Правда такова, что колесницы, нас охраняющие, служат не для того, чтобы выигрывать битвы, но лишь чтобы дать фургонам время окопаться. Они должны не подпустить всадников слишком близко к лагерю до той поры, пока лагерь не встанет. А потому всю дорогу мы тренировались расставлять и соединять фургоны самыми разными способами: Круг, Квадрат, Рогатый Город. Мы и путешествовали-то столь долго – чтобы приготовиться.
– И вы уже готовы?
Хас посмотрел на него холодно.
– Тридцать лет назад мы не были готовы, как не были готовы и во время восстания. Но теперь… мы учились целое поколение у племен, которые, как и мы, сражались с се-кохландийцами, пусть и проигрывая свои войны, – и у тех единственных, что в войне с ними победили. У вас.
– Тогда как, по-твоему, отчего мы победили?
– Потому что вы слишком упрямы, чтобы знать, когда проигрывать. – Колдун кивнул. – И каждый раз, когда враг использует какой-то новый фокус, вы придумываете два других, пусть даже и неразумных. Молодежь, родившаяся в лагерях, сделалась немного подобна вам: они упрямы, норовисты, знают, чего хотят, и не боятся за этим тянуться. Они увидели… они выросли меж двумя мирами, и порой я готов лопнуть от гордости за них.
Двигались они во главе колонны, шестая рота свободным кордоном окружила десяток-полтора первых фургонов. Плащи горцев отсвечивали грязной белизною, все псы были в ошейниках – и только слепец мог бы сомневаться, что это идут императорские солдаты.
Лейтенант вздрогнул и сильнее запахнул плащ, прервав болтовню с колдуном. Справа тянулась стена леса, не слишком густого, но мрачного: хвойные кроны сплетались в плотный потолок, не пропускающий солнечного света, а потому взгляд терялся в тенях уже в десятке-другом ярдов за линией деревьев. Слева открывался вид на широкий лог, спускающийся все отвесней, пока противоположный край его не скрывался с глаз, наверняка отвесно обрываясь в пропасть. Дальше – скальные стены, фланкирующие узкую долину, что тянулась добрых три
