оказался майором ФСК.
– Надеюсь, вы не против пообщаться? – сказал он со все той же обезоруживающей детской улыбкой.
– А разве мне решать? – угрюмо ответил вопросом на вопрос Васильев. – Вас, надо полагать, интересует это дело… По поводу проверки складов…
– Ну что уж вы так! – добродушно ответил Юрий Иванович. – Решать вам, отчего же нет? У нас сейчас, сами знаете, свобода и демократия. Приказывать мы никому ничего не можем, хотя и раньше, по правде сказать, не так уж часто приказывали… А уж теперь… – тут он вяло махнул рукой, по-прежнему улыбаясь. И продолжил:
– Да и вся эта суета со складами, на самом деле, никого особо не интересует. Все же в одной стране живем, по одним улицам ходим. Все всё понимают. Тоже, подумаешь, преступление века! Кто-то списанный карбюратор из части вынес! Если мы сейчас каждого прапорщика, который покрышку или там два кило сахара из части утащил, будем арестовывать, так нам придется чуть не всю армию пересажать…
– Ну, не всю, – Васильев «на автомате» вступился за армию.
– Не всю? Ну вот у вас в части много есть народу, кто ни разу ни канистры бензина не вынес, ни какой-нибудь тряпки со склада?
– Ну, это уж да… – неопределенно промычал Васильев.
– Вот именно! Система! Довели людей, что тут говорить!.. А семью кормить надо, да никто об это не думает – из тех, кто решения там, наверху, принимает. Раньше и помыслить такого было нельзя – вот, как у вас в части случилось, с Василием Петренко…
– Что вы имеете в виду? – удивленно спросил Васильев.
– Да что я имею в виду… Можно сказать, довели человека до самоубийства… Или я не прав?
– Да правы, в каком-то смысле… Ему ведь семью кормить было надо, – ответил Васильев.
– Да-да… Двойняшки у него были?
– Тройняшки.
– Эх-х! – Юрий Иванович вздохнул, отпил глоток чая. – Тройняшки! А у меня один сын… Не поверите, всегда хотел, чтобы двое пацанов были, а лучше трое. Так жене и говорил, помню, когда еще в институте учился: чтоб, говорю, тройню мне родила!
Васильев улыбнулся, и Юрий Иванович вместе с ним.
– А у вас ведь двое парней? – спросил Юрий Иванович.
– Двое…
– Завидую! А у меня вот один. Как моя мать говорила: «Один ребенок – это не ребенок, это полребенка».
– Да и моя мать так же говаривала, – ответил Васильев. – А вот у Васи, у Василия Петренко, сразу трое родилось. Да кормить стало нечем. Не раз мне жаловался…
Юрий Иванович понимающе кивал.
– Говорит: «Жена замуж шла – думала, за офицером, как за каменной стеной! А мне семью кормить нечем!» – с горечью вслух вспоминал Васильев.
– Да, жизнь пошла!.. – грустно поддакнул Юрий Иванович.
– Так он до самоубийства и дошел… До смертного греха! – сказал Васильев. Последние слова у него вырвались как-то сами
