казармы. Он хотел таким образом избежать кровавых столкновений между рабочими и солдатами, ставя всю ставку на агитацию, т. е. на завоевание солдат словом и примером. Мы не знаем других свидетельств, которые подтверждали или опровергали бы это показание видного руководителя тех дней, свидетельствующее скорее об уклончивости, чем о дальновидности. Проще было бы признать, что у руководителей не было никакого оружия <…> Переход армии на сторону восставших не происходит сам собою и не является результатом одной лишь агитации. Армия разнородна, и ее антагонистические элементы связаны террором дисциплины. Революционные солдаты еще накануне решающего часа не знают, какую силу они представляют и каково их возможное влияние. Разнородны, конечно, и рабочие массы. Но последние имеют неизмеримо больше возможностей проверить свои ряды в процессе подготовки решающего столкновения. Стачки, митинги, демонстрации являются столько же актами борьбы, сколько и ее измерителями. Не вся масса участвует в стачке. Не все стачечники готовы к бою. В наиболее острые моменты на улице оказываются самые решительные. Колеблющиеся, уставшие или консервативные сидят по домам. Здесь революционный отбор происходит сам собою».
Ходнев Дмитрий Иванович, полковник:
«Революционная работа в казармах шла полным ходом… При такой массе людей, набитых “до отказа” в казармах, где раньше располагалось в шесть-восемь раз меньше, необходимо было иметь и должное количество опытных и энергичных офицеров и унтер-офицеров для наблюдения за ними, для их обучения и воспитания. Ничего, однако, этого не было <…> Офицерский состав Гвардии запасных батальонов был очень слаб. Командиры батальонов менялись, “постоянный состав” офицеров – тоже».
По городу прокатилась волна убийств полицейских и городовых, начались грабежи и мародерство.
Глобачев Константин Иванович, генерал, начальник Петроградского охранного отделения:
«Те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью [в] февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали со своими жертвами большевики в своих чрезвычайках. Я говорю только о Петрограде, не упоминая уже о том, что, как всем теперь известно, творилось в Кронштадте. Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части, некоторых распинали у стен, некоторых разрывали, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции не доводили до мест заключения, а расстреливали на набережной Невы, а затем сваливали трупы в проруби. Кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, того беспощадно убивали».
Чубинский Михаил Павлович, профессор, юрист:
«Домой мне пришлось отправиться уже пешком, причем на Шпалерной я опять попал под обстрел. Как и везде почти в эти дни, стреляли с улиц, отвечая на выстрелы с чердаков и крыш, причем последние выстрелы
