Этту вытащили из воды, кто-то разрезал на ней платье и корсет, который расходился почти донизу, где встречался с юбкой платья. Оно должно было бы достаточно легко сниматься, но мокрые струны корсета запутались и скрутились, когда Этта натянула сюртук Николаса. Как только девушка их ослабила, снять части по отдельности, сбросить на пол и выкрутиться из остатков мокрой окровавленной юбки оказалось довольно легко.
Ты сделаешь это.
Слова матери всплыли в ее голове. Этта справится с этим.
Она может. Она сделает.
– Придумала вопрос? – подходя к Софии, поинтересовалась Этта. Нижние юбки оказались главным якорем, тянущим ее вниз: два толстых слоя шерсти, скрепленные вместе, но отдельно от платья. Они скользили по ногам, шлепая по полу. Одной рукой держась за шероховатую деревянную панель, девушка освободилась от них и от чулок, оставшись в длинной тонкой хлопковой ночнушке, под которой ничего не оказалось. Эттино лицо вспыхнуло, когда она взглянула на Софию.
– Смени сорочку и принеси мне, что там еще осталось. Я тебя перетяну, – велела София. – И еще раз: да, тебе это нужно. Видимо, в двадцать первом веке у девушек пропали талии. Иначе платье не будет нормально сидеть.
Этта нахмурилась:
– Да, ваше величество.
– Хорошо звучит, спасибо, – усмехнулась София. – Без талии, но способна признать вышестоящих. Возможно, теперь я смогу с тобой работать.
Этта закатила глаза.
Как могла, уступая стыдливости, она отвернулась от Софии и стянула сорочку через голову, сменив ее на сухую и чистую. Продев руки в рукава, разгладила зацепившуюся и обмотавшуюся вокруг коленей ткань.
София не слишком грациозно проковыляла к сундуку. Этта уловила краткий проблеск другой ткани, прежде чем девушка нашла, что искала: длинную тонкую иглу, вырезанную из кости.
– Продень руки через лямки корсета, – распорядилась София. – Шнуровка спереди, так что сможешь сама ее затягивать.
– Великолепно, – пробормотала Этта. – Жду не дождусь.
– Чтобы сыграть роль и не попасться, надо переодеться, – напомнила София.
Оказывается, игла служила для шнуровки корсета. Этта почувствовала запах кожи, когда София продевала иглу через идущие по краям отверстия. Ткань оказалась жесткой, и косточки впивались в кожу, когда София натягивала, закрепляла, натягивала и снова закрепляла. Эттина поза изменилась: девушка выпрямлялась, пока не стала выше дюйма на три, по крайней мере, ей так показалось.
– Не распускай шнуровку, когда раздеваешься, только ослабляй, – посоветовала София, – а потом затягивай. Если хочешь быстрее одеться на корабле, набитом мужчинами.
– О… кей, – выдохнула Этта, дергая шнурки, чтобы их ослабить. София шлепнула ее по руке.
– Ты испортила три лучших платья, что я тебе купила, – сообщила она. – Но, думаю, это вряд ли имеет значение, ведь мы не будем обедать с экипажем. Они оба robe а l’anglaise[1].
– Переведешь? –
В английском стиле (
