Лева, – процедила мать, – умоляю тебя, не вмешивайся. Вава не способен найти себе приличную партию. Он каждый раз приводит сюда нищих, безродных дворняжек! Я же нахожу потрясающие варианты, но он из ослиного упрямства все портит. Люси патологически богата! У нее такое приданое! Дом, роскошная квартира в центре, а посмотрите на ее украшения!
Я молча мешал кофе и джезве.
– Но она ему не нравится, – рявкнул Лев Яковлевич, – извини, конечно, но спать-то ему с ней, а не с квартирой.
– Лева! – повысила голос Николетта. – Вава обязан думать не только о себе! У него есть я!
Я попытался подавить смешок, дернул ручку турки, и кофе устремился на плиту, угрожающе шипя.
– Вот видишь, Лева, – ткнула Николетта пальцем с безукоризненно отполированным ногтем в лужу, – видишь, он ничего не может, даже такой ерунды, как сварить кофе! Поэтому пусть благодарит бога, что у него есть мать. Люси – великолепная партия. Женится, а потом может спать с кем хочет!
– Дорогая, – в притворном ужасе воскликнул Водовозов, – ты толкаешь ребенка в пучину порока!
– Лева! – побагровела матушка. – Со своим сыном я как-нибудь разберусь самостоятельно. Таисия, немедленно вымой плиту и подай Люси кофе. Вава, в гостиную, живей.
Перечить маменьке нет никакого смысла. Подталкиваемый остреньким кулачком в спину, я продефилировал к гостям, уселся возле стога сена и продолжил светскую беседу.
Утром следующего дня я проснулся от стука в дверь.
– Ваняша, хорош дрыхнуть, – заявила Нора, вкатываясь в мою спальню.
Схватив бамбуковую палку с крючком, она ловко раздвинула занавески и швырнула мне на одеяло ярко-голубой дамский пуловер.
– Ну-ка глянь.
– Зачем?
– Что можешь сказать об этой вещичке?
Я помял в руках грубоватое трикотажное полотно.
– Ну, пуловер, женский. Выглядит отвратительно, но, насколько я знаю, теперь такие в моде. У Риты полно таких кофт.
– Таких, да не таких, – рявкнула Нора, – Марго одевалась в бутиках, а эта тряпка стоит не дороже двухсот рублей. Прикинь, как странно.
– Что?
– Эта вещь была на Рите в день гибели.
Я вздрогнул и невольно отложил кофтенку подальше. Словно не замечая моей реакции, Элеонора неслась дальше:
– В тот день Рита надела брючки от Гальяно, колготы «Премиум», пятьдесят долларов за упаковку, эксклюзивное белье от «Дим», если скажу, сколько стоит комплект, трусики и лифчик, тебя стошнит. Повесила на шею несколько золотых цепочек, в ушки воткнула сережки от Тиффани, на запястье пристроила часики от Картье, надушилась парфюмом Живанши, имей в виду, это одна из самых дорогих и престижных фирм, влезла в сапоги от Гуччи, норковую шубейку… И дополнила ансамбль свитерочком из подземного перехода? Нонсенс!
– Может, он ей очень понравился, по цвету, например, – пожал я плечами, – берлинская лазурь! Ярко, насыщенно. Рите шли такие наряды.
