style="font-size:15px;"> 15 мая 1913. Этот Эминович, кажется, гораздо интереснее, чем его литературный двойник. Я не смог отклонить приглашения, хотя всем известно моё отношение к роману Моппера. Я всегда был из тех котов, которые, по пословице, умирают от любопытства.7
16 мая 1913, 19.00. Больше всего на свете мне хочется сейчас застрелиться. Что дёрнуло меня явиться на встречу, назначенную мне? Сейчас я лежу на диване и твёрдо знаю, что никогда больше не возьму в рот ванильного крема. Боже сохрани кого-либо от встречи с этим человеком!
23.00. Итак, у меня наконец достаёт духу вернуться к событиям сегодняшнего вечера и описать их по порядку, хотя делать это мучительно. Я приехал на такси к дому Моппера ровно в 16 часов, но прислуга, открывшая дверь, сообщила, что писатель нездоров.
– Он лежит в постели, – сказала она, – и к нему пришёл мистер Эминович навестить его. Вы можете подняться к ним наверх.
Она оповестила о моём прибытии, и я вошёл в спальню писателя. Моппер лежал на высоко взбитых подушках, бледный и осунувшийся; губы его были синеватого оттенка, и он с трудом приподнялся, чтобы поздороваться со мной. Когда он протянул мне свою сморщенную, как у обезьяны, руку, рукав полосатой пижамы задрался и я успел заметить пластырь на запястье. Моппер быстро подтянул рукав на место, скрыв пластырь из виду.
– Как вы себя чувствуете? – спросил я, склонившись к нему. Он слабо улыбнулся.
– Спасибо, начинаю приходить в себя. Познакомьтесь, мистер Уэллс – это Мирослав Эминович.
Второй гость, присутствовавший в спальне, поднялся со стула мне навстречу. Я узнал его, хотя должен сказать, что описания его в газетах из рук вон плохи и не дают о нём никакого представления. У него узкое скуластое лицо, очень мужественное, несмотря на струящиеся длинные волосы, которые спускаются по сторонам чистого и довольно красивого лба; в нём нет ничего от пропахших бриллиантином красавчиков, наводнивших в последнее время Лондон. Пристальный и ироничный взгляд его тёмных глаз подчёркивают тонкие изогнутые брови, странно контрастирующие с густотой волос и усов. Он усмехнулся и подал мне руку; рука его оказалась необыкновенно сильной и необыкновенно горячей.
– Значит, вы – мистер Уэллс, мировой специалист по фантастике?
– Боюсь, я приехал не вовремя, – ответил я, – мистер Моппер болен…
– Это совершенно ничего не значит, – вмешался Моппер, – вы можете спуститься и побеседовать в саду. Тем более что Мирослав, – добавил он со сдавленным смешком, – меня изрядно утомил.
– Вы уверены? – боязливо спросил я; ещё вчера речь о болезни писателя не шла, и я чувствовал одновременно неловкость и опасения за него. Моппер натянул одеяло до подбородка.
– Абсолютно. Миссис Браун подаст вам чай в саду. Я распорядился накрыть там стол.
– Большое спасибо, мистер Моппер, – сказал я в смущении. Мирослав, однако, смущения не испытывал. Повернувшись ко мне, он произнёс:
– Пойдёмте.
