рассказать. Ну и пусть бы дурой считал, так ли это важно?!
Конечно, важно. Ведь сама ты знаешь… и скажи правду хотя бы себе! Признайся, что ты сама предпочла бы оказаться дурой, чем…
Струсившей.
Предавшей родовую честь и память отца – из страха.
Рассказывай. Пора ему узнать правду. И если он отвернется от тебя, станет презирать – пусть это будет сейчас.
– Объясни, Мариана, – нарушил молчание Барти. – Как это – «некуда возвращаться»? Тебя что – выгнали из дома?
Девушка прижала ко рту ладонь; в глазах ее вскипели слезы.
– Но послушай…
– Нет! – Маленькие кулачки с неожиданной силой впечатались в гору подушек. – Я! Это я! Я отказалась от него!!!
И Мариана, рухнув на диван, зарыдала.
Барти растерянно смотрел, как тонкие пальцы комкают шелк покрывала, как трясутся плечи, как девичье тело бьет крупная дрожь. Ругнулся, кинулся к вещам. Выворотил сумку, схватил футляр с зельями. Отшвырнул. Вернулся и попросту сгреб Мариану в охапку. Вместе с покрывалом: пальцы девушки сжимали ткань так крепко, что отнимать стало бы напрасной тратой времени.
Прижал к себе: крепко и бережно, как ребенка. Зашептал что-то глупое, бессвязное: не то «тише, девочка», не то «всё будет хорошо». Осторожно сел на край дивана, прислонился спиной к переборке. Шлюп набрал ход, боковая волна покачивала его, словно колыбель. Подумалось мельком: если качка усилится, капитан вполне поверит в плохое самочувствие пассажирки. Да что же с тобой, Мариана? Так плачут, когда настоящее горе, но кто смог бы носить в себе такое – и не выдать ничем – весь наш путь, день за днем и ночь за ночью?… Или у тебя были причины зажать его в себе, скрутить, спрятать ото всех? Кто обидел тебя, девочка? Кто посмел?
Девушка наконец обмякла в его руках, рыдания стали тише; Барти осторожно опустил ее на диван, пристроил под голову подушку. Налил в серебряный кубок воды из умывальника, подсел к спутнице:
– Мариана… возьми, попей.
Зубы ее стучали о край кубка, добрая половина воды пролилась, но долгий, прерывистый вздох обрадовал рыцаря: теперь девочка успокоится.
– Еще?
– Не надо. – Мариана подняла на него глаза. Ресницы слиплись от слез, лицо бледное… – Простите, сэр Барти. Я…
– Тебе легче?
– Да, наверное…
– Вот и хорошо. Мариана, ты совсем не должна рассказывать…
– Не надо так говорить, сэр Барти. Я обещала. Вы не бойтесь, больше такого не будет.
Свет Господень, да ясно, что не будет! У тебя на такое просто сил уже нет…
– Я виновата перед вами, сэр Бартоломью, – продолжала Мариана. – Из-за меня вы отправились в путешествие, опасное и совсем вам не нужное. Я хочу, чтобы вы знали правду.
Голос девушки звучал до странности спокойно, почти безжизненно. Барти взял ее ладони в свои, покачал головой – ледяные.
– Хорошо, Мариана, я тебя слушаю.
– Мой отец был рыцарем, – начала Мариана. –
