выбросить: кассеты с пленкой тридцать пять миллиметров, смятая пластинка таблеток аспирина, газета с недорешенным кроссвордом, до сих пор хранящим почерк отца, и пара зимних перчаток. Я облокотилась на капот, протерла глаза и посмотрела на гавань, надеясь заметить паром. По Ирландскому морю разлилась заводь чистого бирюзового цвета, ее пересекали маленькие крестики – чайки. День вообще был какой-то странный. Мы обе были чуть живы после долгой езды накануне и слегка выбиты из колеи ночевкой в гостинице. «Отель XXI век!» – было написано на ламинированной бумажной вывеске у двери. Когда мы вошли, то первое, что увидели, был сидевший на столе пластмассовый бульдог, строивший нам рожу со злорадной агрессивностью чудища из кошмарного сна.
В номере мы обнаружили сломанный компьютер, раковину, не присоединенную к трубам, и работающую плиту, которой нас просили ни в коем случае не пользоваться. «Здоровье и безопасность», – закатив глаза, объяснил нам владелец гостиницы. Но неожиданно там оказались еще два телевизора, метры коричневой ткани под замшу, прикрепленной степлером к стенам и санузел с ванной чуть ли не два метра глубиной. В нее немедленно погрузилась Кристина, поразившись торфяной воде чайного оттенка. Я рухнула на стул. Перед глазами у меня все еще мелькала дорога, точно в кинофильме о путешествиях одуревшего от наркотиков режиссера. Гигантские грузовики «Айрон-Брю», забитые шотландской оранжевой газировкой с привкусом жвачки. Ворон, стоящий в луже на обочине, с мокрыми перьями на лапах и похожим на резец клювом. Автомобильная станция обслуживания «А», автомобильная станция обслуживания «В». Сандвич. Большая кружка отвратительного кофе. Бесконечные мили. Небо, опять небо. Почти авария на каком-то холме из-за моей невнимательности. Автомобильные станции обслуживания «С» и «D». Я растерла заболевшую икру правой ноги, сморгнула остатки дорожных картин и принялась делать опутенки для ястреба.
Их следовало смастерить раньше, но я не могла. Только теперь ястреб стал достаточно реальным, чтобы они действительно понадобились. Опутенки – это мягкие широкие кожаные кольца, которые надевают на лапы ручного ястреба. По-английски опутенки называются «jess» – слово, пришедшее из французского. Во Франции четырнадцатого века охота с ловчими птицами была любимым развлечением знати. С кусочком кожи связан кусочек истории. В детстве я увлекалась не всегда понятными, замысловатыми охотничьими терминами. И в моей книге были расписаны все части тела ястреба: крылья у профессионалов назывались «sails», когти – «pounces», хвост – «train». Поскольку самцы на треть меньше самок, они получили название «tiercels» от латинского «tertius» (треть). Молодые птицы – это «eyasses», птицы постарше «passagers», а взрослые «haggards». Не до конца обученные ястребы летают на длинном шнуре, который называется «creance». «Чистить клюв» передается одним словом «feak». А «испражняться» – «mute». Когда птица встряхивается, это называется «rouse». И так до бесконечности в головокружительном великолепии пышных терминов. Раньше точность формулировок имела свой смысл. По ней определялось
