обращать внимание на тиканье будильника или шипение радиатора парового отопления.
У Климовецких было две крохотные комнатки. В первой, сразу возле двери, лежала на продавленной кушетке тетя Ира. Закинув правую руку за крутое бедро, левой она доставала семечки из стоявшей перед ней синей эмалированной миски. С губ свисала шелуха. Не переставая грызть семечки, она пристально смотрела на вошедшего, пока тот не осознавал, что смотрит она не на него, а на экран телевизора, стоявшего на холодильнике у двери. В центре комнаты находился круглый стол, сжатый с боков сервантом, платяным шкафом и воткнутыми между ними стульями – не гостиная, а миниатюрный склад мебели. Вторая комната отделялась от первой слегка вогнутой фанерной стеной с проемом, завешенным ситцевой занавеской.
Эта комната была еще меньше первой, и в ней помещались только диван и еще один платяной шкаф, на котором громоздились до потолка чемоданы. Между чемоданами были втиснуты колонки. Крохотный промежуток между шкафом и стеной был забит всевозможным барахлом, прикрытым точно такой же ситцевой тряпкой, из какой соорудили занавеску. Между диваном и шкафом стояла тумбочка, на которой громоздилось главное Мишино достояние – японские усилитель Marantz и кассетник Akai, похожие на приборы с космического корабля, и вертушка «Вега». На полу возле тумбы стояла картонная коробка с дисками.
Я узнал, что Кононов покончил с собой, за неделю до того, как об этом сказали в редакции. Труп обнаружили в воскресенье, когда запах разложения выбрался в коридор. Тетя Ира, несколько дней шморгавшая носом в поисках объяснения сладковатой мути в воздухе, встала наконец со своего диванчика, прошла к двери соседа и приложилась на секунду к замочной скважине. Пошморгав еще немного, она пошла на улицу, чтобы из телефона-автомата вызвать милицию. Своего телефона у Климовецких не было.
Мы с Мишей возвращались со сходняка и разминулись с Кононовым в подъезде. Его вынесли на носилках, накрытых зеленым ватным одеялом с прогоревшим от утюга черно-коричневым пятном на углу. Из-под одеяла торчали края простыни, которой сначала прикрыли труп.
– О-па, жмурика понесли, – сказал Миша. – Интересно, откуда он у нас тут взялся?
Мы поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж и в коридоре столкнулись с милиционером.
– По какому делу? – спросил мент, доставая из кармана брюк желтую пачку «Сальве».
– Живу я тут, – сказал Миша, направляя плечо в промежуток между ментом и стеной.
– Стоять! – заслонил дорогу мент. – Не слышишь, что спрашивают?
– А чё спрашивают? – Окрик заставил моего дружбана притормозить. – Ты спросил – я ответил. Живу тут.
– Фамилия как?
– Ну, Климовецкий.
– Ничего подозрительного у соседа не замечал в последнее время?
– У какого соседа?
– У тебя здесь сколько соседей?
– Э-э… – посчитал в уме Миша. – Ну, один. Вовик. Это что, его вынесли?!
– Вот я тебя и спрашиваю: ты за своим Вовиком ничего
