как сказать… – уклончиво ответил он. – Верю, конечно. В церковь только не хожу, некогда мне. Мне больше по душе те, кто говорит, что храм божий – это весь мир, так на кой мне крыша – мне это вот небо милее!
– А что, кто-то говорит иначе? – неподдельно изумилась она.
– Погоди, – насторожился Генри. – Я что-то не пойму… Я слышал, в давние времена с этим строго было. А ты…
Кажется, она поняла его затруднение. И объяснила, и Генри понял, что ему… нет, вряд ли повезло. Но и вряд ли не повезло. Да, в те стародавние годы верили истово, только и ересей расплодилось без счета. Вот, похоже, Мария-Антония, вернее, все ее семейство принадлежало к таким вот… еретикам. Либо же ее родители вообще не шибко задумывались о том, во что именно верят. Обряды соблюдали, конечно, а так… местных богов поминали, суеверия всякие чтили, одно другому не особенно мешало. Девушка обмолвилась еще, что наставник ее, тоув, сбежал от костра, который полагался ему за ересь, а раз уж ее отец такого принял… Это о многом говорило.
– В общем, что-то такое над нами есть, конечно, – сказал наконец Генри. Богослов из него был паршивый, что и говорить. – Я не особенно задумываюсь… Ну, мне те вот нравятся, которые говорят, что бог един, а имен у него много. Об этом же шаманы у дикарей твердят, только кто их слушать будет? В общем, это в больших городах построже, а тут… – Он усмехнулся и снова сбил шляпу на затылок. – Я вот то Меркурия помяну, чтоб помог, легконогий, то Крылатую Кошку – это уж от сиаманчей, – чтобы не выдала, мимо засады провела, то Пернатого Змея… а это вообще от южных дикарей, тот еще бог, но они в него крепко верят, воевать даже ходили к нам, с тех пор и осталось… А, наверно, наверху это все одно и то же…
Он глянул в небо, высокое, какое бывает только в это время года над прерией… Над Территориями, напомнил он себе, не время расслабляться. Тут еще спокойно, а чуть дальше – спать не придется. Собаки не всегда оберегут, в этом он не солгал.
– Что ж. – Принцесса снова что-то обдумывала, очень сосредоточенно. – Я опасалась, что за эти годы все стало только хуже. Ты знаешь, быть может, в мои годы начались войны за веру?
– Так, слыхал что-то…
– В моих краях не мешали никому, – сказала она. – Лишь бы не вздумали людей в жертву приносить, а так – всякий сам себе судью выбирает. Нас не успели тронуть, а до соседей уже добрались, там… неладно было. Это от них сбежал мой наставник, он не хотел отрекаться от всего, во что верил, ради части целого. Ему повезло, добрые люди вытащили его из темницы, он не мог ходить. – Девушка подняла на Генри холодные глаза, сейчас казавшиеся того же цвета, что и раскаленное небо над прерией. – Он больше никогда не смог встать на ноги. Это ревнители истинной веры заставляли его сказать «да», а он говорил «нет». Мой отец очень его уважал, – добавила она вдруг и снова замолчала.
Генри только помотал головой и снова стал смотреть по сторонам. Что же это было за королевство? Он мало что знал о древних временах. Рассказывали о том, что власть церкви была везде и повсюду, что ее
