молдаванин тоже лежал в палате №8. Лена его побаивалась. Лица многих больных здесь неоспоримо свидетельствовали о психическом расстройстве. Но у него лицо было страшное, отталкивающее, с постоянной жутковатой ухмылкой. Под ним скрипели, гнулись половицы. На воле он работал в столовой. Там ему понравилась одна раздатчица. Она его ухаживания решительно отвергла. Однажды он встретил ее на улице. Она шла со своим кавалером. Молдаванин ударил его. Понарошку, как он говорил. От этого удара тот умер.
Через полчаса Лена крикнула из процедурного кабинета:
– Лекарства пить!
В коридоре выстроилась очередь. Стоя в дверном проеме, Лена брала с процедурного столика таблетки – от туберкулеза и психотропный препарат аминазин – и давала подходившему больному. Он запивал их молоком. Потом широко открывал рот. К приему таблеток от туберкулеза больные относились с пониманием, как к нужному, полезному делу, аминазин же считали вредным. Шли на всякие уловки, чтобы его не принимать. Самый простой способ был: не глотать пилюлю, а держать ее за щекой и потом выплюнуть. Но сестры проверяли, заставляли открывать рот (тяжелая для Лены обязанность). Поэтому существовал более изощренный способ. Таблетку они проглатывали, а затем в туалете вызывали у себя рвоту. Некоторые даже умели задерживать пилюлю в пищеводе.
Подошла очередь Стасова. Он взволнованно воскликнул:
– Можно, я лишь лекарство от туберкулеза приму? Другие лекарства мне не нужны. Я же вам говорю: я психически здоров.
– Надо принимать все, что предписано, – твердо сказала Лена.
– От аминазина память слабеет, – упорствовал Стасов. – А я пишу роман. Там сотни действующих лиц. Я все это должен помнить.
Много всяких доводов против приема психотропных лекарств приходилось ей выслушивать от больных, но такой она слышала впервые.
– На память аминазин не действует, – заверила Лена.
Рядом с ним стоял Лялич. Он слегка толкнул Стасова локтем в бок:
– Глотай, не бойся. – И многозначительно подмигнул.
– А то укол вколют, – добавил Пал Палыч. Для успокоения делали укол того же аминазина.
Стасов принял лекарства, запил, но рот не разевал. Неожиданно для себя самой Лена постеснялась приказать ему открыть рот.
– Следующий!
– А его почему не проверяете? – прогудел молдаванин.
– Не успел он еще вашим фокусам научиться, – нашлась Лена.
После обеда Стасов принял таблетки без возражений. Наверно, Лялич уже научил его всем хитростям. Превозмогая себя, Лена попросила его открыть рот, и он, тоже превозмогая себя, рот открыл.
Больных повели на послеобеденную прогулку. Гуляли они возле корпуса, в прогулочном дворике – длинной и узкой площадке, огороженной высокой металлической сеткой, с беседкой и скамейками.
– Обрати, Лена, внимание, как Стасов ходит, – заметил Самарин, врач лет сорока пяти, с умным и угрюмым
