делами.
Проводник держался нагло. Стоял подбоченясь, длинная чёрная борода тянулась почти до живота. В ухе серьга, нос набок, взгляд наглый.
– Ты Глызмарь?
– Иначе бы я не пришёл к тебе. Зачем звал?
– Я спрашиваю, ты отвечаешь, – уронил Воислав без намёка на угрозу, но как раз это и произвело нужный эффект: бортник подобрался, улыбочку с лица убрал. – Ты знаешь, где живёт здешний ведун?
– Тот, что с волока? – удивился Глызмарь и после паузы добавил: – Знаю.
– Дорогу показать сможешь?
– Смогу. Только зачем? Кхм… Дело это опасное. А ведун тот плут и обманщик, тебя вокруг пальца обведёт, да ещё чары наложит.
– Я с ним рядиться не собираюсь, у него мой человек.
– Ах вот оно что! Тогда отведу тебя и даже плату не возьму, но с одним условием.
– Говори.
– Ты отдашь мне жизнь этого паскудника.
– Жизнь его я не могу тебе отдать, – сказал Воислав, – она уже принадлежит Перуну, а голову… Что ж, если хочешь – забирай.
– Голову. – Глызмарь осклабился, показав редкие жёлтые зубы. – Что ж, и голову можно, так даже лучше будет.
– Я и серебром не обделю. Скажи только, он далеко живёт отсюда? И много с ним людей?
– Живёт он в полупоприще, да только не каждый к нему дорожку найдёт. Людей с ним бывает по-разному. Обычно не больше пяти, так, обычные тати. Но не людей тебе следует бояться.
– Колдовством меня не напугать.
– А я и не про колдовство говорю…
Очнулся Данила буквально на том же месте. Спутанный, но по-другому, руки за спиной прижаты едва ли не локоть к локтю, но не онемели. Или связали его грамотно, или слишком мало времени прошло. Ноги были свободны, но на одной имелось что-то вроде деревянной колодки, от которой тянулась цепь к заушине в стене.
Колдун сидел за столом, загораживая свет лучины, что-то бурчал про себя, резал, толок в чашках. В принципе, не такая уж плохая ситуация: верёвки с рук снять, до колдуна этого добраться – цепь не помеха, – шею ему свернуть, а дальше найти какое-нибудь оружие, хоть железяку обыкновенную, и посмотреть, так ли тот патлатый отморозок непробиваем, как кажется. Надо только верёвки как-нибудь разрезать, черепком или чем-то вроде того, может, удастся найти где-нибудь на полу в бардаке.
– Что, очухался? Не сильно тебя Болдырь помял? Сбежать думаешь?
Данила застыл. Как ведун его услышал? Он не издал ни звука после того, как очнулся. Мысли, что ли, читает? Да ну, бред, о чём может ещё мечтать пришедший в себя пленник?
– Ужин себе готовишь? – съязвил Молодцов, хоть какая-то самозащита.
– Не, тебе.
– Я сыт.
– А я тебя спрашивать и не буду, ежели сам не расскажешь, кто ты да откуда. Да откель твоя силушка.
– Дед, у тебя что, маразм? – спросил Данила, будучи не уверенным, что ведун поймёт значение слова.
– Не хочешь говорить – не надо, – ответил тот и снова застучал ножом, бурча что-то
