style="font-size:15px;"> – По-моему, да, – пробормотала я.
– Что ж, смотрите, я работаю в этой тюрьме десять лет. Я управляю ею. Это моя тюрьма – здесь ничего не происходит без моего ведома.
Мне было неловко за испытываемое облегчение: мне не хотелось, чтобы этот человек или любой другой тюремный работник стал моим защитником, но в тот момент он был самым человечным из всех, кого я встретила.
– Здесь у нас кого только нет. Вам нужно быть начеку с другими заключенными. Некоторые из них нормальные. Никто не будет к вам приставать, если вы сами этого не позволите. Женщины обычно не дерутся. Они болтают, сплетничают, распускают слухи. Они могут болтать и о вас. Некоторые из них решат, будто вы считаете себя лучше них. Скажут: «Конечно, она же богатенькая».
Мне стало не по себе. Неужели я казалась именно такой? Неужели меня сразу заклеймят заносчивой богатой стервой?
– Еще там есть лесбиянки. Но беспокоить вас они не будут. Некоторые попробуют подружиться с вами, но что бы там ни было – держитесь от них подальше! Я хочу, чтобы вы поняли: вам необязательно заниматься сексом с женщинами. Я старомоден. Я не одобряю этих безобразий.
Я изо всех сил старалась не фыркнуть. Похоже, не так уж хорошо он изучил мое дело.
– Мистер Буторский?
– Да?
– Когда мой жених и мама смогут меня навестить? – Как я ни старалась, вопрос все равно прозвучал жалобно.
– Они вписаны в ваше дело?
В моем деле были перечислены все члены моей семьи, включая Ларри, которого уже допросила служба пробации.
– Да, вписаны. И мой отец тоже.
– Визиты разрешены всем, кто вписан в ваше дело. Они могут приехать в эти выходные. Я удостоверюсь, что список передан в комнату для свиданий. – Он встал. – Просто держите дистанцию, и все будет в порядке.
Собрав мои документы, он вышел из кабинета.
Я получила у надзирательницы предметы личного потребления: две простыни, наволочку, два хлопковых одеяла, пару дешевых белых полотенец и маленькое полотенце для лица. Все это было засунуто в сетчатый мешок для стирки. Мне также выдали уродливое коричневое пальто со сломанной молнией и пластиковую коробку, в которой лежали короткая зубная щетка, миниатюрные упаковки зубной пасты и шампуня и прямоугольный брусок мотельного мыла.
«Надзирательницы становятся все приветливее», – подумала я.
Пока меня вели сквозь множество ворот чудовищной ограды, я радовалась, что сидеть буду не за ней, но в то же время гадала, каким окажется лагерь. Меня ждал белый минивэн. Водитель, женщина среднего возраста в гражданской одежде в военном стиле и солнечных очках, тепло приветствовала меня. Она была накрашена, в ушах у нее поблескивали маленькие золотые колечки – она вполне могла бы сойти за милую американку итальянского происхождения, живущую в Нью-Джерси и откликающуюся на имя Ро. «Надзирательницы становятся все приветливее», – подумала я, садясь на пассажирское сиденье. Она закрыла дверь и ободряюще улыбнулась мне.
