но оказалась тесна и после запрета частной магии отошла придворному колдуну.
Новый город как выросший ребёнок – сбежал из-под присмотра древней башни на другой берег, но и там не усидел, вырвался за кольцо внутренних стен, лезет за внешние портом и предместьем. Утёс отгораживает дворец от реки, господствует над изящными строениями. Шпили ревниво тянутся повыше башни царапать небо, камень дворцовой ограды увит тёмно-зелёным плющом, прячет придворных вельмож от взглядов простого люда. Внутрь не пускает стража.
Я несусь вниз по дорожке, когда-то мощённой полностью, сейчас в упадке. По бокам обычный бурьян – репейник, травы по пояс, непролазные кусты гудят шмелями, поверх зарослей мечутся бабочки-однодневки. За дворцом Старый город, широким клином от берега до берега в изгибе реки. Сверху видно, Старый город прорезан тесными улочками, дома растут вширь над головами прохожих, соседи привыкли здороваться за руку из окон вторых этажей. Поодаль от дворца глухие стены особняков уступают опрятным фасадам горожан. На перекрёстке, таком же крохотном, сколь узки улицы.
– Посторонись! – гаркнул черноволосый всадник на лёгком коне и ураганом пронёсся мимо. Я разглядел щегольской бархат, на поясе клинок в богатых ножнах. Звук множества подков разбивается о брусчатку, рыцарские кони ломят мимо, приходится вжаться в дверную нишу. За щёголем золотоволосый рыцарь, на лицо давно не молод, но телом крепкий, весь в железе доспеха, шлем приторочен к седлу могучего жеребца. Следом оруженосцы на конях попроще, последним юный паж, почти мальчишка с копьём господина. Кончик плывёт опасно близко к верёвкам с бельём, те перекинуты меж вторых этажей.
Остриё боевого копья легко нанизало полотнище, запуталось в верёвках, древко потянуло вверх и назад, выкручивая кисть. На лице пажа мгновенный испуг. Верёвка натянулась тетивой, копьё как гигантская стрела, конь сделал ещё шаг, и мальчишку выдернуло из седла как марионетку. Верёвка щёлкнула, порванная, простыни белоснежными лебедями садятся на камни мостовой.
На шум в окнах мелькают женские лица, запричитала бабка откуда-то сверху, улюлюканье и свист прохожих догнали всадников, послышалось резкое ржание – рыцари осадили коней.
– Разиня куцелапая, на девок засмотрелся? Какие кружавчики для твоей подружки! – издевательски захохотал щёголь, подъехал первым, кривит губы и смотрит сверху на оглушённого пажа.
Последним рыцарь, на загорелом лице краска гнева. Веки юноши набухли и едва держат поток слёз. Я посматриваю с интересом – что дальше – когда внезапный толчок в спину швырнул на круп рыцарского жеребца. Щёголь рьяно цапнул за рукоять меча, полоска лезвия блеснула из ножен. Престарелая экономка, это она наподдала дверью, не обращает внимания на каких-то рыцарей, шустро пихает бельё в корзину, бурчит под нос нелестное. Пробитая простыня превращает копьё в белый стяг, тот клонится в знак поражения перед коварной бабкой.
Рыцарь уже багровый.
– Сэр рыцарь! – обратился я, глядя сквозь щёголя. – Паж не нанёс урона чести – не выпустил копья!
– Тоже мне,
