И потом, мне любопытно взглянуть, во что превратился старина Кэммисон.
– Выходит, твой интерес к людям опять победил? Ты воплощенная мечта издателя, – поморщилась Джорджия.
– Знаешь, в холодном утреннем свете ты просто вылитая обезьянка.
– Мой милый Найджел!
– Хорошо, не вылитая, но отдаленное сходство есть. Литературный клуб! Интерес к людям! Тьфу!
Однако история, к которой привело это нелепое пари, оказалась и впрямь куда интереснее, чем он ожидал…
Пока поезд, испуская клубы дыма, пробирался сквозь буйный дорсетский пейзаж, Найджел перечитывал письмо миссис Кэммисон. С поездкой он уже примирился. Джорджия, чья необъяснимая тяга к самым дальним и неуютным уголкам планеты снискала ей славу неутомимого исследователя, отбыла на Внешние Гебриды, и Найджел с чистой совестью мог отправиться куда угодно, хоть в Дорсет. Его даже не пугала перспектива благоговейного паломничества к Меллстоку и Эгдонской пустоши[2] в компании жеманной миссис Кэммисон. В том, что Джорджия ошибалась, сомнений быть не могло. «Софи Кэммисон, – думал Найджел, изучая ее письмо, – непременно окажется из породы игривых кошечек, в чьих мягких лапках прячется набор преполезных когтей. Она, конечно, из тех, кому только дай покомандовать: не литературным кружком, так благотворительным комитетом, женской консервативной лигой, обществом спасения, клубом сохранения кустарных ремесел, вечеринками народных танцев – мало ли на свете занятий, под предлогом которых праздные особы любят совать свой нос в чужие дела». Что ж, Найджелу не страшны ее когти.
В назначенный час ветхий автобус доставил его по главной улице, узкой и крутой, к дому номер три на Паунд-стрит. Каменные стены невысокого величественного здания в предвечерних лучах отливали абрикосовым светом. Медная табличка на двери гласила: «Герберт Кэммисон, член Королевского колледжа хирургов». «Да, – вспомнил Найджел, – Кэммисон изучал медицину». И какая, хотелось бы знать, алхимия превратила того необузданного, циничного школяра в образец врачебного такта и профессионального этикета? Тот Герберт, однажды развесивший на веревке через двор все ночные вазы их колледжа, теперь явно был неспособен во весь голос ухнуть в стетоскоп. «Tempora mutantur, et nos mutamur in illis»[3], – пробормотал Найджел, переступая порог. В прихожей было темно и прохладно, под ногами гулким эхом отзывались каменные плиты. Горничная взяла чемодан и проводила Найджела в гостиную. Он решил с самого начала дать понять Софи Кэммисон, что не потерпит никаких выходок в свой адрес, однако этот решительный план провалился. Не заметив двух ступенек у входа, Найджел не столько предстал пред глазами хозяйки, сколько пал ей в ноги. Пока он оправлялся и щурился от яркого света, веселый голос произнес:
– Ничего страшного, в первый раз все спотыкаются. Вечно Грейс забывает предупредить гостей.
Найджел пожал руку обладательнице голоса. Миссис Кэммисон была хорошо сложена, румяна и голубоглаза – само воплощение здоровья. На вид ей было не то двадцать пять, не то хорошо за тридцать. Она могла сойти за молочницу с викторианской
Меллсток, Эгдонская пустошь – вымышленные топонимы, где разворачивается действие нескольких романов английского классика Томаса Гарди и которые он наделил чертами родного графства Дорсет.
Времена меняются, и мы меняемся с ними
