дверь приоткрылась.
– Уходи, – такого приветствия я от него ещё не слышал.
– Так. Подробнее.
– Не, всё в прядке. Просто… Херово мне, – он по-прежнему не пропускал меня внутрь. Его оборона не выглядела убедительной, я толкнул дверь.
– Показывай.
На нём только узкие чёрные джинсы. При выключенном свете обильно разрисованное тело выглядят плотью с заживо содранной кожей. Гришка похож на жертву средневекового палача.
Центр живота растянул тяжёлый бугор, размером с небольшую дыньку.
– Братан, я в положении, – он невесело улыбнулся. Шутка прошла мимо.
– Гришан, тут без вариантов. Надо к доктору.
– Надо, надо. Сам знаю. По-любому – не сегодня.
Картина постепенно проясняется. Давлюсь сухим комом отборной ругани. Тема внутривенных инъекций не всплывала с того памятного дня.
– Вмазался?
– Заходи завтра утром. Только не рано, вместе пойдем. Добро?
Надрывающийся телефон – киношный предвестник грядущей беды – вытаскивает меня из-под ледяных струй утреннего душа.
– Говорите, – руки не вытер, по чёрной коробочке пробежались прозрачные струйки.
– Приходи, помощь нужна, – Гришкин голос звучит подозрительно тихо и серьёзно. Ничего хорошего, яснее ясного, через четверть часа буду.
Масштабы «ничего хорошего» я недооценил.
Гришка с трудом вытянул на себя дверь, пропуская меня в квартиру. Отшагнув назад, он смятой тенью провалился в полусвет коридора. Опираясь на стену, мой друг еле держался на ногах.
Не нужно было заглядывать в его глаза, чтобы понять, что ночью он догнался, возможно не раз.
– Потрогай, – снова этот голос. Так может говорить человек перед лицом смертельной опасности. Когда на эмоции нет ни сил, ни времени. Когда нужно просто собраться и что-то делать. Без надежды на результат.
– Потрогай, – повторил он. – Там что-то треснуло.
Полтора бесконечных шага я преодолеваю с пониманием, что вот-вот случится беда. Кладу руку на Гришкин живот. На горящем теле плавится липкий, как сосновая смола, пот.
Твёрдая полусфера под моими пальцами обозначилась неровными краями изломов. Форму ей, по-видимому, помогал сохранить лишь купол натянувшейся кожи. Осязаемые черепки почти беспрепятственно сдвигались. Под ними ощущалось тугое уплотнение.
– Гришан, надо вынимать…
– Ещё раз, – перебил он.
Я что-то упустил? Ладонь повторно ложится на взмокшее полушарие. Горячие капли скользят мне на запястье. Внутри, под треснувшей поверхностью проходит слабая дрожь, прерывается двумя уверенными толчками.
От неожиданности я отпрянул к стене, взмахнув руками в нелепой попытке сдаться несуществующему врагу.
– Гришан… – мои слова приплывают из другого мира. – Это же
