пригрозил выгнать Олега из Полицейской академии.
Катрина покачала головой:
– Бельман действительно самый большой козел на двух ногах со времен императора Нерона. Он хочет, чтобы я соврала журналистам и сказала им, что это дело раскрыть почти невозможно. Хочет выставить себя в более выгодном свете, когда мы его раскроем.
Харри посмотрел на часы:
– Что ж, может, Бельман и прав. Убийца, кусающий железными зубами и выпивающий из жертвы пол-литра крови, – тут уж речь идет больше о самом убийстве, чем о жертве. И тогда дело автоматически усложняется.
Катрина кивнула. На улице светило солнце, и все же ей показалось, что она услышала отдаленные раскаты грома.
– Фотография трупа Элисы Хермансен на месте убийства, – произнес Харри. – Она вызвала у тебя какие-нибудь ассоциации?
– Укусы на шее? Нет.
– Я говорю не о деталях, я говорю… – Харри обернулся и посмотрел в окно, – о целостной картине. Иногда слушаешь музыку, которую никогда раньше не слышал, в исполнении неизвестной тебе группы – и все равно понимаешь, кто написал песню. Потому что в этом есть нечто. Нечто, чему сложно дать определение.
Катрина посмотрела на его профиль. Щетка коротко стриженных светлых волос была такой же своенравной, как раньше, хотя, возможно, не такой густой. На лице появилось несколько новых линий, углубления и впадины стали глубже, и даже несмотря на то, что вокруг глаз появились мимические морщинки, брутальность его лица стала заметнее. Она никогда не понимала, почему считала его таким красивым.
– Нет, – повторила она, покачав головой.
– Ладно.
– Харри…
– Мм?
– Ты действительно вернулся из-за Олега?
Харри повернулся и посмотрел на нее, приподняв бровь:
– Почему ты об этом спрашиваешь?
И сейчас, так же как и раньше, она ощутила: этот взгляд бьет ее, словно электрическим током. Харри, умевший быть таким далеким, таким отстраненным, только посмотрев на тебя одну секунду, мог враз отмести все остальное, потребовать – и получить – твое внимание полностью и безраздельно. Словно в ту секунду во всем мире существовал только один мужчина.
– В самом деле, – сказала она и хохотнула, – почему я спрашиваю об этом? Поехали дальше.
– Эва через «э». Мама с папой хотели, чтобы я была единственной в своем роде. А потом выяснилось, что это имя довольно обычное в странах железного блока.
Она засмеялась и отпила пива из полулитровой кружки, потом открыла рот и большим и указательным пальцем стерла помаду из уголков рта.
– Железный занавес и восточный блок, – сказал мужчина.
– Чего?
Она посмотрела на него. Ну разве он не симпатяга? Гораздо симпатичнее тех, кто обычно с ней совпадает. Значит, с ним что-то не так, и постепенно станет ясно, что именно, как всегда и бывает.
– Ты медленно пьешь, – добавила она.
– Ты
