обратно. Старый креденс противно скрипнул, и на пол свалилась фарфоровая собачка. От удара у собачки отвалилась голова.
– Прошу пана выйти! Сейчас же! Кто дал пану право?
– А кто вам принес тот шмальц? – спросил он, ткнув пальцем в кучу на столе.
– Прошу пана, шмальц, по другому адресу. Вам подсказать или найдёте сами, равно как и выход?
– На Бога! – пролаял Мрозовский. – Тише, тише, пани Кшыся. Не нужно так кричать, еще услышат люди. Что они тогда скажут? Что «двуйка» в Жолкеве не умеет работать тихо?
Тина обомлела. Такой приличный с виду господин и из этой людожерской «двуйки».
За последние годы власть в городе менялась множество раз. Сплетен Тина не слушала, была богобоязненной и скромной, а каждую пятницу ходила помолиться в костел святого Лаврентия, в малый Вавель, как издавна окрестили костёл за красоту сооружения. Христина молилась и просила всех, захороненных в подземелье костёла, Жолкевских, основателей города, а так же всех рыцарей и королей, что лежали здесь же.
– Но что надо дефензиве от вдовы? Опись маестата? Донос? Показания?
– От вас пока ничего. Так… Одни догадки, – устало сказал Мрозовский и уселся на единственный в каморке стул. – С вашего позволения я присяду. А Ефрозынию Ковальчук… Рузю эту вы давно знаете? Это она вам вещи в ремонт носит?
– Давно знаю. Только что вам с того? Я её еще девчонкой знала.
– Да ну? Вы жили в Варшаве? – нарочито серьёзно спросил Мрозовский.
– Не жила я там. А Рузя – наша, местная она. Сирота. Вот и врёт всем, что она варшавская пани. Они на пару с Зельдой Марш врут, что варшавянки. Только Марш говорит ещё, что в Париже жила.
– Интересно… Наша, значит… – то ли спросил, то ли так сказал Мрозовский. – А откуда она столько вещей носит, вы тоже не знаете?
– Я думаю, что это заказчицы пани Марш несут, а она мне отдаёт заработать, – неуверенно сказала Христина, она теперь очень сомневалась в том, откуда берёт вещи Рузя. – Да не слушайте вы завистников! Они на Рузю наговаривают! К чему порядной панянке знаться со шмальцовниками?
Мрозовский слушал Христину, чуть склонив голову и сложив губы дудочкой под куцыми усами. Усы его Тине сразу не понравились: похожие на щетку для сапог и такие же чёрные. Мрозовский неожиданно сменил тему разговора.
– А будьте любезны сказать, пани Кшыся, кто вас так испугал там, на Кальварии?
Тина округлила глаза, в надежде, что неприятный гость скорее покинет её мастерскую.
– Попрошу не строить гримасы, – заметил Мрозовский, – Здесь не циркус. Слушаю вас.
– Девочка там была. С куклой. А испугалась я, что на мою Линусю похожа. А так… ну сами знаете, Духов день… кладбище.
– Чем же она так на неё похожа?
– Запрещаю вам этот издевательский тон, прошу пана! Куклой она похожа: платье на той кукле ну точь-в-точь как я для Линуськиной шила.
– Вы могли кому-то отдать после похорон эту куклу, – предположил
