Диана, – мой долг – повиноваться Его Величеству, но мое право – обращаться с просьбами к своему отцу.
– Итак, – заключил коннетабль, – вы все же намерены пойти к королю.
– Да, намерена.
– Хорошо! Тогда я пойду к госпоже де Валантинуа, сударыня.
– Воля ваша, сударь.
Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны.
XIII. Вершина блаженства
– Вот что, Мартен, – говорил в тот же день и почти в тот же час Габриэль своему оруженосцу, – я должен пойти произвести обход и вернусь домой лишь через два часа. А вы, Мартен, будьте через час в обычном месте и ждите письма, важного письма, которое, как всегда, передаст вам Жасента. Принесите мне его не мешкая. Поняли?
– Понял, монсеньор, но должен просить у вас милости.
– Слушаю вас.
– Дайте мне гвардейца в провожатые, монсеньор, заклинаю вас.
– Гвардейца в провожатые? Что это за новое безумство? Чего ты боишься?
– Себя самого, монсеньор, – жалобным тоном ответил Мартен. – По-видимому, я в эту ночь опять набезобразничал. До сих пор никогда я не был ни пьяницей, ни игроком, ни драчуном. А теперь я распутник! Поверите ли вы, сударь, я имел низость попытаться в эту ночь похитить женщину! Да, похитить! К несчастью, или, вернее, к счастью, меня задержали, и, если бы не мое имя и не ваш авторитет, пришлось бы мне ночевать в тюрьме.
– Но как же, Мартен? Приснилось это тебе или в самом деле нашло на тебя такое затмение?
– Приснилось? Вот протокол, монсеньор. Да, было время, когда я думал, что все эти позорные поступки были страшными кошмарами или что дьявола забавляло принимать мое обличье. Но вы же первый разуверили меня в этом, а к тому же я больше не встречаю своего призрака-двойника. Мой духовник тоже разуверил меня в этом… И теперь нарушителем всех законов, преступником, нечестивцем и негодяем оказываюсь я, как все меня уверяют. Ну что ж, и я в это верю… Лишь вам одному я смею сказать, что я одержимый, что иногда в меня вселяется бес…
– Да нет же, мой бедный Мартен, – смеясь, возразил Габриэль, – как я замечаю, ты просто с некоторых пор стал прикладываться к бутылочке и тогда у тебя двоится в глазах.
– Но я пью одну только воду, монсеньор, только воду! Разве что здешняя вода из Сены ударяет мне в голову.
– Ну а в тот вечер, когда тебя отнесли пьяного на паперть?
– Боже мой, да я в тот вечер мирно улегся спать, утром встал такой же непорочный, как лег, и только от вас узнал, как провел ночь. То же самое повторилось и в ту ночь, когда я поранил великолепного стража… То же самое было и вчера, когда я совершил это мерзейшее покушение!.. А между тем по моей просьбе Жером запирает меня снаружи на засов, ставни же я скрепляю тройной цепью! Но ничего не помогает. Видимо, я среди ночи встаю и начинаю жить гнусной жизнью лунатика. Проснувшись, я спрашиваю себя: «Что я за ночь натворил?» Выхожу, узнаю об этом от вас или из рапортов сторожей и тут же иду успокоить свою совесть исповедью. А духовник из-за непрерывных моих грехов
