говорил твой знакомый. Значит – «человек смертен»?
– «Человек смертен» – таково мое мнение. Но уж если мы родились – ничего не поделаешь, надо немножко пожить… «Жизнь прекрасна» – таково мое мнение.
– Да ты оптимист, Веня. Ничто тебя не берет?
– Я бросался подо все поезда, но все поезда останавливались, не задевая чресел. У себя дома, над головой, я вбил крюк виселицы, две недели с веточкой флёрдоранжа в петлице я слонялся по городу в поисках веревки, но так и не нашел. Я делал даже так: я шел в места больших маневров, становился у главной мишени, в меня лупили все орудия всех стран Варшавского пакта, и все снаряды пролетали мимо.
– Молодец. А что-нибудь по-настоящему светлое, действительно хорошее в твоей жизни было? Какое у тебя САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ?
– Мой малыш, с букетом полевых цветов, верхом на козе. Возраст 153 дня.
Здесь надо бы – паузу. А впрочем, смахнув слезу рукавом – поехали дальше:
– Коли уж зашла речь о детях – что ты считаешь главным в воспитании юношества?
– С детства приучать ребенка к чистоплотности, с привлечением авторитетов. Например, говорить ему, что святой Антоний – бяка, он никогда не мыл руки, а Понтий Пилат наоборот.
– Ну а в школах что, по-твоему, надо преподавать?
– В школах необходимо преподавать: астрологию-алхимию-метафизику-теософию-порнографию-демонологию и основы гомосексуализма. Остальное упразднить.
– Да, педагог из тебя отменный. Ну а если бы тебе вздумалось бизнесом вдруг заняться, какое бы заведение ты открыл?
– Ресторан в Тель-Авиве под именем «Тоска по родине». Захаркано, заблевано, на стенках «хуй», посуда немытая. После расчета специальный вышибала коленкой под зад отправляет тебя на бульвар.
– Ну вот, как заблевано – так обязательно в Тель-Авиве. Интересно, а на процессе какого-нибудь Дрейфуса ты за кого был бы?
– Мари Шарль Фердинанд Вальсен Эстергазен – вот как звали того французского офицера, который выдал германскому генштабу секреты. А не Альфред Дрейфус. Вечно вы все валите на евреев.
– Да я-то не валю, это ты бранишься жидовскими мордами!
– Ну, да что говорить, все зависит от душенастроения. Вот и наш портвейн народ зовет иногда пренебрежительно: бормотуха, а иногда ласково: портвешок.
– А не боишься обвинений в жидомасонстве?
– Я смело могу занимать произраильскую позицию, Кувейт и Бахрейн не обрекут меня на нефтяной голод, – зачем мне нефть?
– Ты что же, значит, против арабов?
– Почему я должен болеть за арабов? Ни один араб меня еще ни разу не похмелил.
– Не похмелил… Ну и что, что не похмелил? Подумаешь – важность! У всех бывает похмелье. Вот для тебя – что такое похмелье?
– Когда пугает каждая печная труба, и дым, идущий из трубы, и даже тень, идущая от дыма.
– Тяжело тебе, Ерофеев. Водка… А кроме водки ты еще что-нибудь любишь?
– А еще я люблю,
