и задней дверей посольства. Как и ключ, с помощью которого отключалась сигнализация в канцелярии и в референтуре.
– А ключ от лифта?
– Лифт в то время еще вообще не закрывался. Даже решетки не было. Ее установили только в следующие выходные.
– Как долго связка находилась у него в руках?
– Пять минут. Или даже меньше. Это же очень мало, верно? – Теперь она ухватила его за руку, заглядывая в глаза. – Скажите мне, что очень мало.
– Чтобы сделать слепок? Он мог успеть снять пятьдесят слепков, если хорошо знал, что именно ему требуется.
– Но ему понадобился бы воск, пластилин или что-то подобное. Я спрашивала. Читала специальную литературу.
– У него все было заготовлено в кабинете, – почти равнодушно заметил Тернер. – Он же базировался на первом этаже. Но не стоит пока так переживать, – добавил он уже мягче. – Он мог действительно всего лишь впустить в здание хор. Не позволяйте воображению заводить вас слишком далеко.
Дженни теперь совсем не плакала. И голос стал более ровным. Она произнесла с оттенком обреченности, решительно делая признание:
– В тот вечер хор не собирался на репетицию. Они репетируют по пятницам. А дело было в четверг.
– Вы это выясняли, верно? Поинтересовались у охранника канцелярии?
– Я сама знала об этом! Знала, отдавая ключи! Пыталась себе внушить, будто мне ничего не известно, однако напрасно. Но мне пришлось довериться ему! Это был акт самопожертвования. Неужели вы не видите очевидного? Символ самопожертвования, который равнозначен символу любви. Но разве мужчина способен понять такое?
– А после принесенной ради него жертвы, – сказал Тернер, поднимаясь с коленей, – вы ему оказались больше не нужны.
– Но разве не все мужчины поступают так же?
– Он позвонил вам в субботу?
– Вы же догадались, что не позвонил. – Она снова уткнулась лицом в сгиб локтя.
Тернер закрыл блокнот.
– Вы меня слушаете?
– Да.
– Он никогда не упоминал при вас имени другой женщины? Некой Маргарет Эйкман? Он был с ней помолвлен. И она тоже знала Гарри Прашко.
– Нет.
– Не говорил о каких-либо других женщинах?
– Нет.
– Разговаривал с вами о политике?
– Нет.
– Давал ли он вам когда-нибудь основания считать, что в значительной степени придерживался левых взглядов?
– Нет.
– Вы замечали его в компании подозрительного вида типов?
– Нет.
– Он заводил речь о своем детстве? О своем дяде? О дяде, который жил в Хампстеде? О воспитавшем его коммунисте?
– Нет.
– О дяде Отто?
– Нет.
– О Прашко
