нец. Чего не скажешь о реальных событиях, которые легли в основу легенды.
Шпион, сын Мельника, отправился в Западные горы с опасной миссией. Наезженные телегами колеи и звериные тропы, которыми он следовал, извивались и петляли по непроглядным чащам, полным грабителей и разных хищников. В те времена такие опасности поджидали путешественников в большинстве уголков мира. Он шел пешком в сопровождении старого мастифа, верная служба которого не раз выручала его в трудный час. При себе у него были кинжал, мех с водой, несколько монет в потрепанном кошельке и крохотное распятие на шее. Ничего, помимо этих немудреных пожитков и огня в сердце, горевшего во имя Королевы. Преданность ей вела его сквозь заросли терновника и зыбучие пески, через горные осыпи и речные пороги. Она дарила ему покой темными-темными ночами в разбитом у дороги лагере, когда он делил свой плащ с собакой у затухающего костра под волчий вой, долетавший из леса. Сияли звезды, холодные, как камень, холодные, как заснеженные вершины, которые с каждым днем становились все ближе.
Он думал о своей сестре, Королеве: у них был общий отец, Мельник, и разные матери. Титул Королева заполучила, убедив старого Короля, что она владеет тайнами алхимии и может прясть из соломы золото, и наврав еще с три короба. Шпион не знал наверняка, какие именно карты разыграла его очаровательная сестрица, когда на кону стояло так много. Но, несмотря на все ее недостатки, на то, какой жестокой она иногда бывала, он все равно любил ее.
Шпион, однако, очень хорошо знал, что, хоть у Сестры и был поистине золотой язычок, когда дело доходило до орального секса и подобных манипуляций, никаким алхимиком она и в помине не была. По этой причине, когда старый Король, назвав ее обманщицей, заточил в подземелье, где была только кучка соломы на полу, и дал сроку до рассвета, Шпион, в ту пору скромный конюший, готов был голову дать на отсечение, что именно отсечением головы дело и кончится – к полудню следующего дня. Он отослал в чистку лучший из своих крестьянских черных костюмов и нарвал букет белых роз для бедной могилки.
Вообразите всеобщее изумление, когда через двенадцать часов сестра вышла из своей темницы с несколькими корзинами золотой пряжи и нацарапанной на пергаменте формулой для повторения процесса в феноменально редких астрологических условиях. Несмотря на ее самодовольную улыбку и застенчивое хлопанье ресницами, Шпион почувствовал ее страх.
За три года, миновавшие после этого, она сочеталась браком с Наследным Принцем, устроив пышную церемонию, на которой присутствовала добрая половина жителей соседних королевств; провела роскошный медовый месяц; пережила отречение старого Короля и свое последующее возвышение до Королевы, а супруга – до консорта; давала грандиозные, экстравагантнейшие балы и приемы; перенесла идиллическую беременность; и все эти три года только Шпион замечал черное облако тоски, сгущавшееся вокруг нее по мере приближения надвигающейся бури. Только он обращал внимание на воронов, сидящих на ветвях ивы в ее любимом саду.
Несмотря на жестокий характер и врожденный талант к махинациям и козням, он стал Шпионом исключительно благодаря щедрости сестры. Отца она вознаградила загородным поместьем, куда он смог удалиться на покой, а брата – постом в придворной тайной канцелярии. Министерстве заплечных дел, как окрестили ведомство некоторые остряки.
Недавний конюший был счастлив избавиться от прежней работы. Никаких больше старых кляч, норовящих лягнуть в ответ на попытку их подковать, никакого копания в навозе, никакой беготни за водой для раздражительного шталмейстера. Конец перепихонам по закоулкам с дюжими кузнецовыми дочками и бородавчатыми каргами (по крайней мере, так он думал)! Настала очередь сюртуков, шляп с перьями и великосветских цыпочек – отныне и до гробовой доски.
Какое-то время так все и было. До тех пор пока Королева не забеременела, а по дворцу не зашмыгал гнусный Карлик…
Однажды во время игры в поло Шпион заметил, что Королева не отрывает глаз от одетого в рясу Карлика, шныряющего возле зрительских скамей. Мерзкое создание – за долгие годы, растраченные впустую на убогих городских улицах, проведенные среди прокаженных, нищих и искалеченных в иностранных кампаниях ветеранов, Шпион научился разбираться в мерзостях. В захудалых переулках и в борделях он перевидал немало побитых оспой, обезображенных врожденными дефектами, проклятых богом искореженных карикатур на человека. Но Карлик – с его горбом и струпьями, взирающий на мир сквозь булавочные отверстия глаз и ухмыляющийся, словно злобный мясник или коронер, который любит свою работу из самых гнусных соображений, – представлял собой нечто поистине особенное. Шпион предположил, что перед ним либо попрошайка, либо актеришка, бродячий скоморох. Но тут Карлик лукаво подмигнул Королеве, разглядывая ее ставший уже внушительным живот, и Шпион почуял недоброе.
Вечером он выудил ее из свиты фрейлин и чванливых лакеев и привел в сад под ветви плакучей ивы. Он сразу приступил к делу и спросил, не шантажируют ли ее из-за того, что исполненный мужеских сил молодой Король, который настрогал сотни бастардов, пока разгонял
