своею супругою княгиней Катериною Ильиничною в церкви Владимирской Божией Матери, что в Придворных слободах.
До сего времени, казалось, Кутузов ни о чем не заботился. Хотя получаемые известия об отступлении наших армий и о приближении французов к российским губерниям приводили его в великое огорчение, но он по своему обыкновению всегда был весел, принимал у себя родных и приятелей и с ними занимался весьма долгое время. С этих же пор он совсем переменился: если принимал у себя кого, то на очень малое время; если был весел, то разве там, где необходимость того требовала; если выезжал из дому, то разве для поправления здоровья. Он сделался несколько задумчив, не столько занимался компаниями и все почти время просиживал один, затворившись в своем кабинете. Накануне отъезда своего к армиям, 10 августа, Кутузов, яко истинный сын Церкви, восхотел по долгу христианскому принести еще в Казанском Соборе моления ко Всевышнему Царю судеб о ниспослании ему свыше святой Своей помощи. По совершении молебна протоиерей сего собора поднес вождю российских сил прежде честный и животворящий Крест Господень и окропил отъезжающего святою водою, а потом поднес ему в дар на блюде святую икону Казанской Божией Матери, в малом медальоне, украшенном золотою ризою. Верою исполненный знаменитый муж, приняв честный дар сей, возложил оный на себя с благоговением и с усердием молил Всесильного о благословении. Храм наполнился между тем многочисленным стечением народа, который в путь шествующего провожал в слезах радости и восторга. Все воссылали благодарение Богу и мысленно лобызали десницу монарха, благоволившего поручить предводительство храбрым российским воинством мужу, испытанному во бранях, истинному сыну России. Во всех сердцах поселилась твердая надежда на успех российского оружия.
В самый день своего отъезда Кутузов обязанностью счел изъявить свою признательность Санкт-Петербургскому благородному сословию, от коего он был избран главным начальником над ополчением сей губернии. Он написал к Предводителю дворянства, действительному статскому советнику Жеребцову следующее письмо:
«Милостивый государь мой, Алексей Алексеевич!
По высочайшему повелению отъезжая командовать армиями, за долг считаю изъявить мою благодарность в начале Вам, милостивый государь мой, как достойному Предводителю почтенного дворянства Санкт-Петербургского, а чрез вас и оному. С большою чувствительностию видел я рвение, какое употребляло почтенное сие сословие, дабы поспешно устроить ополчение предназначенное. С горестью оставлял бы я начальство над оным, ежели бы не был уверен, что краткое пребывание мое между ими оправдало в мыслях моих хотя несколько выбор, которым они меня почтили, и что тяжкий путь, мне предлежащий, будет сопровожден молитвами их обо мне к Богу, который Один может устроить его. Память пребывания моего между почтенным дворянством Санкт-Петербургским пребудет со мною навсегда; и ежели Бог благословит меня успехами, сладостно сердцу моему будет извещать об оных особенно тех, которыми избран
