никакие заслуги, включая факт шведского гражданства. Белым жёнам и мужьям несчастных было предложено в течение двух часов развестись или отплыть на кораблях, сохранив семьи. Детей от смешанных браков тоже признали персонами non grata4, хотя это решение и вызвало ожесточённые дискуссии в парламенте страны.
Корабли направились в Турцию. Турки отделяли тех, кто, по их мнению, являлся курдами, и отвозили в горы. В горах их травили слезоточивым газом и закапывали бульдозерами в общие могилы. Средства массовой информации прекрасно были об этом осведомлены, но упорно изображали глухонемых.
Остальные по коридору шириной в два километра, огороженным колючей проволокой под электротоком, побрели в сторону сирийской границы. Вертолётами с воздуха, как прокажённым, им сбрасывали воду и продукты. Что произошло с этими людьми в Сирии, точно не известно, Сирия давно была отключена от всех средств коммуникаций.
Шведский пример повторили прибалты и другие скандинавские страны. Затем Германия и вся остальная Европа. Последним к этому увлекательному геноциду присоединилось Соединённое Королевство, королева произнесла на Трафальгарской площади слезливую речь и попросила прощения у высылаемых.
Турция уже не справлялась с людским потоком, недочеловеков, по мнению европейских безработных, высаживали на пустынных берегах Ливии и предлагали уповать на волю Аллаха. Правительство США, занявшее во время этой вакханалии очень простую позицию: «Это не наше дело!», всё же разрешило частным организациям открыть в ливийской пустыне палаточные лагеря с врачами и хоть каким-нибудь запасом продовольствия.
Лагеря просуществовали недолго. Банды бедуинов их разграбили, врачей частью убили, а частью продали в рабство в экваториальную Африку. Выжившие репатрианты добрались до Египта и попытались начать новую жизнь, по законам шариата, забыв, что не так давно люди научились летать в космос.
Европейские безработные могли торжествовать: в Европе остались только европейцы.
Вот на таком историческом фоне стремящегося к звёздам двадцать первого века в городе Львове родился и рос молодой человек, которого звали Мирослав Янковский. Полуполяк по отцу, полулитовец по матери, он ощущал себя полноценным среднестатистическим европейцем.
Он родился в тот год, когда Украина наконец сочла себя независимой страной и вступила с Россией в драку: за нефть, газ и Донбасс. Впрочем, семью Янковских эти события интересовали мало: отец работал водителем грузового трейлера и неделями пропадал в рейсах, мать была домохозяйкой и иногда подрабатывала маляром. Семья жила не бедно, скорей, скудно и бережливо, родители надеялись дать детям, у Мирослава было две сестры, младше и старше его, приличное образование, оптимально в Германии, в крайнем случае, в Чехии или Польше.
Львов вместе со всей Украиной
Нежелательная персона (лат.)
