в стиле «техно», светильники скупо поблёскивали никелированными ободами.
– Здорово, – улыбнулся Зим. – Приятный интерьер. Ничего лишнего.
– Это у меня приёмная зала, совмещённая с кухней, естественно. Дальше – спальня и библиотека. Я в Асунсьоне и Каракасе замечательную коллекцию русских книг собрал.
– А сколько у тебя вообще комнат-то?
– Пять, плюс две ванные комнаты c туалетами. Кстати, одна из них прямо и направо.
Зим кивнул и проследовал в указанном направлении. Через секунду он вернулся несколько обескураженный.
– Что там? Змея?
– Нет. Погляди сам.
Ухонин заглянул в чистую, отделанную розовым пластиком ванную комнату. В раковине сидел здоровенный, с кулак, волосатый паук и злобно шевелился.
– Тьфу ты, чего так робко-то! – Игорь выскочил на кухню и вернулся оттуда с бутылкой водки «Смирнофф», из которой плеснул полстакана на нарушителя спокойствия. Паук попятился и исчез в сливном отверстии.
– Эк ты его, безжалостный, – с осуждением произнёс Зим.
– Нарушает конвенцию, – хмыкнул Ух. – Жил бы под полом, ничего бы не было. Зато он у меня мышей ловит.
– А мне водки налить слабо?
Когда Зимгаевский вышел из душевой, стол в «приёмной зале» был сервирован широкими плоскими тарелками, а посреди стола стояла жаровня, в которой скворчал огромный кабаний окорок. В дверях стояла большеглазая смуглая тонкая женщина, которая, увидев Зима, с улыбкой поклонилась.
– Мария, – представил её Ухонин.
– Como esta usted? – поклонившись в свою очередь, обратился к женщине Зим.
– Muy bien. Habla usted ingles?
– Устед, устед, – вмешался Ухонин. – Сейчас только на нём и «устед». Мария – дочь управляющего рудником, он нортеамерикано, так что за столом можешь уверенно пользоваться инглишем.
Обед, состоявший из замечательных бобов и не менее замечательной свинины, прошёл исключительно на английском языке. По его окончании Ухонин достал бутылку «смирновки» – ту самую, которой он травил паука – и поставил на стол. Мария исчезла где-то в задних комнатах.
По окнам барабанил дождь.
Ухонин налил.
Они молча выпили.
– Ну как ты в целом? – нарушил молчание Зим.
– Ну… Если учитывать, как мы улепётывали из России, то выше среднего. У меня здесь два самолёта. Я же когда-то и продал их в эту дыру. Работы хватает. Немногие рискуют летать в здешних условиях.
– Что, так хреново?
– Да не то чтобы очень… Просто приучился всё делать сам. Сам себе и диспетчер, и механик, и рабочий на взлётной полосе. А ещё грузчик, укладчик груза, заправщик.
– И таможенник, – усмехнулся Зим. – «Дури» много возишь?
– Примерно половину от общего объёма. В опасные места я не летаю. Ну, там где федералы или хефе какие-нибудь. У меня другая специализация – полёты в сложном рельефе
