полета турбаза «Лесное озеро» смотрится последним оплотом цивилизации в бескрайнем таежном массиве, уходящем к самой тундре. А из окна автобуса выглядит вполне обыденно и советскому человеку привычно: высоченный глухой зеленый забор, большие ворота, над ними плакат «Добро пожаловать!». Среднее арифметическое между пионерским лагерем и психбольницей.
Заходишь в ворота, и сердце мгновенно наполняет радость: здесь есть асфальтовые дорожки! Кроме них бесконечно греют душу кирпичная, оштукатуренная и беленая синей известью столовая, хозкорпус, ровные ряды коттеджей, пляж на озере с белым песком и двумя скамейками, а не радуют комары, комары, комары. Несметные тучи комаров набросились на приезжих. И они особенные, эти местные зомби. Обычный комар расстается с жизнью легко, беззвучно: шлеп – и мокрое кровавое место от него осталось. Местные гибнут с отвратительным хрустом. Они здоровенные, рыжие, костлявые. У них прекрасно развит плечевой пояс, крепкая горбатая спина, мощные ноги. Кожу дырявят длинными толстенными иглами, протыкая грубо, как пьяный ветеринар старую клячу. Пока Николя бежал в обнимку с двумя матрацами (своим и Сониным) от склада постельных принадлежностей до коттеджа, комары изрешетили шею и руки, а ответить им ничем существенным он не мог.
Через территорию турбазы стрелой проходила главная асфальтовая аллея – широкий проспект с неоновыми фонарями и голубыми елями, от нее ветвились дорожки-улицы, вдоль которых располагались новенькие щитовые коттеджи. За их коттеджем номер восемь стояли номер девять и десять, далее улица круто ныряла вниз, в сырую зеленую лощину, несмотря на разгар дня до краев наполненную густым сизым туманом. Из тумана торчал край длинного общественного умывальника: труба с многочисленными сосками и водонапорная бочка над ней.
Новоприбывшую группу поселили в соседних комнатах коттеджа, соединенных узким тамбуром, в котором хранились ведра, швабры и тряпки. Девчонки втроем заняли свободную шестикоечную комнату, Коля попал четвертым в мужскую компанию того же шестиместного размера. Один человек жил в ней давно, с весны, звали его Герасимычем. Лет приблизительно сорока пяти, с красно-примороженным лицом, приехал из Якутии. Он с удовольствием изучал в таежном центре технологию автоматизации алмазной промышленности. За кроватью Герасимыча в углу стояли несколько удочек, а сама кровать, сапоги и весь он сам пропахли свежей озерной рыбой.
Пышнокудрый, явно лысеющий замначальника кубанского ВЦ мелиорации Красилов располагался на соседней койке, рыбой не пах несмотря на то, что по работе был связан с водой. Он приехал изучать язык высокого уровня пиэль: его кубанское ВЦ занималось планированием подачи воды на рисовые чеки. Красилов сидел с бумагой, на которой чертил клетки, глубоко задумавшись над оптимизацией полива, и при этом осторожно перебирал длинные каштановые пряди на голове и щурил симпатичные, слишком серьезные глаза.
Еще одним соседом-пиэлистом оказался хромоватый Володя
